Генри или Николас — Николас или Генри. Она видела, как они оба спускались по лестнице, и ни один из них не взглянул ни на ступеньку, у которой она так страшно споткнулась, ни на стойки, к которым крепилась бечевка. Николас стремглав сбежал вниз, а Генри спустился неспешно. Каждый был верен своим привычкам:
Николас, как школьник, несся во всю прыть, а Генри передвигался словно в полусне, как в молодости, когда был влюблен в Лидию Крю. Точное повторение каждодневной утренней картины. Но ведь если кто-либо из них натянул бечевку, то наверняка не оставил бы это «орудие» нетронутым до утра. Задумавший это пошел бы на лестницу среди ночи проверить, что и как. А если бы пошел, то бечевки он бы уже не увидел: она ведь ее срезала и сожгла у себя в камине. Значит, тот, кто бы он ни был, просто вернулся в свою спальню.
Свою дверь она не закрывала и всю ночь прислушивалась. Не могла же она уснуть? Не мог же мужчина пройти настолько тихо, что она не услышала? Она снова вспомнила ночные часы. Вроде бы, она не засыпала, но разве можно быть абсолютно уверенной? Иногда она будто оказывалась в страшном кошмаре. Но ей трудно сказать, что было сном, а что — явью.
Люси принесла Генри сосиску. Он в этот момент как ни в чем не бывало читал газету и вяло жевал бурое месиво из овсяных хлопьев.
Глава 23

Помогая мисс Каннингэм убирать постель, миссис Хаббард сразу почуяла, что хозяйку что-то гнетет. При всей своей добропорядочности и скромности миссис Хаббард была одна из самых любопытных женщин в деревне Хэзлгрин. Она вынюхивала секреты с упорством хорька, но Умела проделывать это тихо и пристойно, а после пересказывала добытые сведения лишь немногим избранным как страшную тайну. Это было для нее величайшим наслаждением. Убирая кровать, мисс Каннингэм все время старалась держаться спиной к окну, и наблюдательная служанка сразу догадалась: хозяйка хочет скрыть, что плакала и провела бессонную ночь.
Подметая лестницу, миссис Хаббард не преминула заметить небольшую вмятину на стойке перил. Лестница была старая, но время от времени ее красили. На одной из вмятин краска облупилась. Ясное дело, к деревянному столбику что-то крепко привязывали. А зачем это было надо?
Боже мой, на стойке по ту сторону такая же вмятина. Ступени все в порядке, перила тоже. Другого не придумаешь: кто-то протягивал веревку через лестницу — гнусная шалость. Наверняка какой-нибудь мальчишка. Есть в деревне такие хулиганы — она их всех поименно знает, — в два счета придумают пакость. Не думают, что из-за них человек может ногу сломать. Но как же мальчишка мог пробраться сюда, чтобы подшутить над мисс Каннингэм, да и зачем ему это? Злости на нее никто не держит, насколько известно миссис Хаббард, а ей известно почти все.
Подметя лестницу, миссис Хаббард прошлась с совком и веником по холлу, и на полу под одной из стоек веник наткнулся на маленький обрывок бечевки, из тех просмоленных бечевок, которыми подвязывают вьюнки да кусты. Женщина спрятала обрывок в карман фартука и отправилась в спальню мисс Каннингэм. Теперь в каминчике огонь не горит, но там явно что-то жгли. Еще поднимая кусок просмоленной бечевки, она вспомнила, что в каминчике спальни была зола, и теперь не сомневалась: зола осталась от такой же бечевки, как у нее в кармане. В одном месте зола даже сохранила очертания бечевки, а очищая каминную решетку, служанка нашла еще и узел, который сгорел не до конца. Его миссис Хаббард тоже спрятала в карман. Зачем мисс Каннингэм понадобилось обрезать бечевку с лестницы и жечь ее, она пока не знала. Но совершенно очевидно, что все происходило именно так: у самого узла веревка была ровно обрезана — явно ножницами, — и все обрезки были брошены в огонь.
Продолжая убираться, миссис Хаббард пыталась сообразить, что здесь к чему, но, к ее великому огорчению, ничего не получалось. И лишь в половине третьего, когда она уже прощалась с хозяйкой, выяснилось нечто потрясающее… Мисс Каннингэм вышла на крыльцо черного хода, чтобы спросить у нее, не пора ли подкупить овсяных хлопьев. Утром было пасмурно, но днем распогодилось, и лучи солнца упали на крыльцо и на голени мисс Каннингэм. В доме ничего не заметишь — ведь в старых домах темно, а здесь, на свету, не заметить рубец было нельзя.
На шесть дюймов выше правой лодыжки, такой красный, что просвечивает сквозь чулок. Одного брошенного исподтишка взгляда миссис Хаббард было достаточно, чтобы понять, что рубец к тому же припух. Она сразу же отвела взгляд и тоненьким голоском пропищала, что до следующей недели хлопьев хватит, но можно и прикупить, если мисс Каннингэм закажет.
Муж миссис Хаббард работал в Мэлбери. Он брал с собой бутерброды к ленчу и потом еще перекусывал в кафе.
Поэтому никто не удивлялся, что миссис Хаббард после работы не спешит сразу домой, а забегает к Флорри Хант в Белый коттедж. Они были родственницами, хотя и очень дальними, и Флорри с удовольствием угощала ее чаем и последними новостями о бедной мисс Холидей. Белый коттедж располагался прямо на углу Викаридж-лейн, и в окно Флорри видела многое из того, что происходило вокруг.
На этот раз она угощала миссис Хаббард без особого радушия. Было очевидно, что родственница не в настроении.
От Флорри еле-еле удавалось добиться скупых «да» и «нет».
Миссис Хаббард попросила налить ей еще чашечку и принялась рассказывать про отметины на лестничных столбиках в Дауэр-хаус и про рубец мисс Каннингэм. Когда она закончила, Флорри в первый раз взглянула на нее хоть с каким-то интересом.
— По-моему, чушь какая-то.
— Ну нет, милая, — возразила миссис Хаббард, отпив чаю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76