Ей непонятно, почему Розаменд бежит от этого уюта через мокрый сад в безлюдную рощу. Но она уже давно сделала для себя вывод: взрослые поступают порой очень странно. А теперь, когда Дженни стала уже почти взрослой, она точно знает, как бы поступила сама. Она бы не сидела безвылазно в этом поместье, если бы ей позволили действовать самостоятельно. Она бы отправилась в Лондон, поселилась бы жить на самом верхнем этаже самого высокого здания и, затаив дыхание, каталась бы на лифте: взлетала бы вверх, потом неслась вниз. Это такая машина — нажал кнопку и лети куда хочешь, на любой этаж… Она бы писала книги, которые все бы захотели купить, они принесли бы ей тысячи и тысячи фунтов; у нее больше не болела бы спина и она каждый день ходила бы на танцы в самых красивых в мире платьях. Конечно половину денег она бы отдавала Розаменд, ведь ее она бы непременно забрала с собой. Без нее Дженни не справится — пока еще, пока не вырастет совсем, а это случится только через пять-шесть лет, когда ей исполнится восемнадцать, или хотя бы семнадцать. Еще ужасно долго ждать!
Отойдя подальше от опушки, Розаменд остановилась и долго рассматривала узор из черных ветвей на фоне темнеющего неба. Вдруг что-то маленькое и пушистое метнулось мимо ее ног. Вслед бесшумно пронеслась сова, белая как облако.
Пронеслась и исчезла, будто видение. Вдалеке часы деревенской церкви еле слышно пробили шесть. Жадно вдохнув холодный влажный воздух, Розаменд пошла к стражам-дубам и, миновав их, вернулась к невеселой действительности.
Глава 2

Через боковую дверь по темному коридору Розаменд прошла в холл, слабо, точнее говоря, тускло освещенный единственной лампочкой. Большой камин, похожий на черную пещеру, лестница наверх, растворенная во мраке, дверь с тяжелыми засовами, за такими держат арестантов, а еще такие служат непреодолимым препятствием для верного возлюбленного… Дженни постоянно упоминала ее в своих рассказах хотя и побаивалась ее, как побаивалась и предков, смотревших сквозь полумрак с портретов на холл, где они некогда ходили, говорили, шутили, любили и ненавидели.
Так это все воспринималось Дженни, но не Розаменд.
Как только Розаменд покидала рощу, ей уже было не до игр воображения. В холле темень, потому что электричество — удовольствие дорогое. Мисс Лидия Крю, потратив на его проведение громадную, по ее словам, сумму, теперь велит пользоваться им как можно реже. Сколько денег действительно ушло на него, кроме самой мисс Крю никто не знает. Но дом она желает поддерживать на должном уровне, хотя на огромную, по ее словам, оплату прислуге денег не напасешься. Старинная мебель должна быть отполирована, старинное серебро начищено до блеска, а поскольку кухарка миссис Болдер и две девушки, приходящие на день из деревни, явно не справляются с требованиями хозяйки, доделывать то, что они не успели, обязана Розаменд.
Проходя через холл, Розаменд услышала стук в массивную парадную дверь. Если бы позвонили в звонок, миссис Болдер, возможно, услышала бы и открыла, а возможно, и нет. Как ее ни просили, она была глубоко убеждена, что открывать парадные двери — не ее забота. Для этого раньше существовал дворецкий или, в конце концов, горничная. То, что теперь это приходится делать мисс Розаменд, повергало миссис Болдер в ужас. Она не привыкла к такому. До чего они дожили! Лично она согласилась бы открывать дверь с черного хода, и то лишь в крайнем случае.
Розаменд, отлично знавшая эти причуды, заключила, что в дверь звонили уже не раз, и этот долгий стук — последняя отчаянная попытка. Отодвигая засовы, она гадала, кто бы это мог быть: ведь все, кому знакомы порядки в их доме, подошли бы к западному крылу, где обитала в показной роскоши Лидия Крю и ютились они с Дженни.
Розаменд открыла дверь. На пороге стоял молодой мужчина. За его спиной виднелся смутный силуэт автомобиля. При тусклом свете незнакомец в теплом пальто выглядел крупным и осанистым. Пока он молчал, ей на миг почудилось в нем что-то пугающее. «Как-то странно он стоит и смотрит — будто хочет что-то мне сказать и не находит слов», — пронеслось в голове у Розаменд.
Но через мгновение он спросил низким приятным голосом:
— Это Крю-хаус?
Так спрашивают дорогу. Но дорога, как оказалось, была ни при чем, ибо едва она произнесла «да», "как он спросил о Дженни, — о Дженни!
— Я бы хотел видеть мисс Дженни Максвелл.
— Дженни?
— Я ведь имею честь говорить не с ней, верно?
Он ни на секунду в этом не сомневался — это было очевидно. Ее «О нет» его не удивило.
В этот момент она немного повернулась, и тусклый свет упал на ее лицо, что позволило мужчине убедиться: он не ошибся. Он, собственно, и не рассчитывал, что ему откроет сама Дженни Максвелл. Но именно та незнакомка, что стоит перед ним сейчас, была изображена на фотографии.
Высокая изящная фигура, темные густые волосы, посадка головы — все как на карточке, — это он заметил, когда она еще стояла против света. В полумраке ее лицо напоминало отражение в воде: о настоящих красках, которые обнаружились бы при нормальном освещении, можно было только догадываться. Глаза в тени. Карие, серые, а может, темно-синие. Но брови над ними точь-в-точь, как на фотографии: хорошо очерченные, приподнятые в необычном изгибе, придающие лицу решительный вид. И у других женщин бывают такие полные, благородного рисунка губы, такая линия скул и подбородка, но эти приподнятые брови могли принадлежать лишь ей. У той Дженни Максвелл, которая ему написала, таких бровей явно быть не могло. Он сказал:
— Боюсь, уже довольно поздно, но я проезжал мимо и надеялся, что смогу увидеть ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76