В некоторых палатах было темно, однако в большинстве свет горел, из некоторых доносились старческие голоса, ворчливые или просительные. От запахов лекарств и болезней четвероногих шпионов стало подташнивать. На полпути по коридору тележка остановилась, чёрные шины замерли, а белые башмачки мягко вошли в освещённую комнату. Кошки пригнулись – посмотреть, что там такое.
Через открытую дверь было видно прикроватную тумбочку и лампу, узкая полоса света от которой выхватывала железную кровать и худенького морщинистого пациента. Выражение лица у него было кротким и спокойным, словно уже давным-давно он смирился с неизбежными лишениями старости. Когда сиделка отвернулась, чтобы подвинуть тумбочку, кошки выскользнули у неё из-за спины и нырнули под кровать.
Съёжившись под пыльными пружинами, они были совсем недалеко от белых спортивных ботиночек медсестры тридцать шестого размера, так близко, что чувствовали запах скошенной травы, по которой она, видимо, недавно прошла. Этот запах приятно смешивался с ароматами какао и тостов. Было слышно, как она установила поднос рядом с пациентом, тарелка скользнула по металлической поверхности. Сиделка заговорила со стариком по-испански, но ответил он ей по-английски. Казалось, они вполне понимали друг друга. Судя по звукам, она взбила для него подушки; затем её ноги напряглись – похоже, она помогала ему сесть. Устроив пациента поудобнее, она ушла из палаты вместе с тележкой.
Старичок ел, причмокивая и пощелкивая, словно у него были плоховато подогнаны вставные челюсти. На внутренней стороне приоткрытой двери не было никакой таблички с именем. Едва кошки собрались выйти, по коридору прошла ещё одна медсестра.
Ретировавшись под кровать, Дульси неловко пригнулась тесно сдвинув лапки. Эта часть пансионата ей совсем не нравилась – Забота представляла собой настоящую больницу и слишком сильно напоминала ветеринарную клинику. Запах дезинфицирующих и лекарственных средств, холодные твёрдые поверхности слишком живо будили в ней воспоминания о тех пяти днях у доктора Фиретти, когда она слегла с простудой.
В гостиной ей все же удавалось вообразить счастливую старость людей, обитающих в уютном мирке, который устроили исключительно ради заботы о них. Но здесь телесная немощь и старческие хвори были слишком очевидны. В этом крыле «Каса Капри» не думалось ни о чем, кроме болезней и смерти.
И всё же о стариках здесь по крайней мере заботились, готовили им еду, здесь было чисто и тепло. Если дома за ними некому смотреть и ухаживать, то где ещё они могли чувствовать себя лучше?
Кошки оставались под кроватью, пока коридор снова не опустел, не затихло деловитое шуршание резиновых колёс, сновавших из палаты в палату. Каждый раз, когда старик над их головами опускал чашку на поднос, она слегка дребезжала – наверное, руки у него дрожали. Несколько крошек поджаренного хлеба упали мимо кровати на пол. Он кашлянул и глотнул какао. А когда он взял со столика дистанционный пульт от телевизора и его внимание переключилось на какой-то древний фильм с Джоном Уэйном, кошки выскочили из комнаты.
Он, конечно, их не заметил, поскольку никаких удивленных возгласов не последовало. Позади них слышались лишь ружейные выстрелы и лошадиное ржание.
Кошки пронеслись по коридору уже без прикрытия тележки, быстро просматривая листочки на дверях палат. Они искали Джейн, Лили, Дарлин, Мэри Нелл, Фой Серлинг и Джеймса Лютера. Они добрались до угла, где коридор заворачивал направо, когда позади них раздались голоса. Джо налетел на Дульси и пихнул её в короткий боковой коридорчик.
Голоса приближались – две медсестры шли сюда, разговаривая о каких-то повседневных делах. Разговор шел по-испански. Небольшой коридор упирался в дверь, которая, должно быть, вела в отделение Внимание. Джо и Дульси распластались по стене, пока ноги в белых туфлях и белых чулках не промаршировали мимо. На одном каблуке той, что была повыше и носила сороковой размер обуви, застыла капелька собачьей мочи. Почуяв этот запах, кошачьи носы сморщились. Миновав пожарную дверь, женщины свернули в более длинный коридор. После их ухода кошки двинулись дальше. Джо остановился у тяжёлой запертой двери.
– Тедди вышел отсюда. Знакомый пряный запах – его лосьон для бритья.
– Да ну?
– Между прочим, пока Дилон таскала меня тут везде, я видел следы кресла – каталки, которые шли от пожарного выхода на стоянку.
– Мэй Роз сказала, что он водит машину. Знаешь, такую, специально оборудованную. А поскольку он кузен Аделины, возможно, он может приходить и уходить, когда пожелает.
– Тогда зачем он тут живёт? Для Аделины это лишняя нагрузка, а мест и так не хватает. Почему бы ей не завести для него отдельную квартиру и не нанять помощь? Или почему бы не поселить в своём большом доме?
– Может, он что-то вроде неформального управляющего на общественных началах. Мэй Роз говорит: старики его любят, он всегда оказывает им небольшие услуги, заказывает еду, которую они любят, помнит об их днях рождения. Похоже, с другими он далеко не так язвителен, как с Мэй Роз.
Кто-то переключил приёмник с испанской радиостанции на тяжёлый рок, неистовое буханье долбило по кошачьим нервам, словно где-то неподалеку рушили стены. Тем не менее за этим грохотом они расслышали приближение ещё одной медсестры: её туфли на резиновой подошве неприятно чавкали по ковру. Незваные гости быстренько скользнули в затемненную спальню.
Безукоризненно белые туфельки и носки с красными кисточками трусцой пробежали мимо, распространяя запах цветочного мыла. Затем быстро прошли ещё две медсестры, их снежно-белые кроссовки, словно две пары белых кроликов, проскакали по коридору.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88