И подает мне свой пистолет с тремя патронами.
— Без фуражки останетесь, товарищ капитан.
Тем временем Реутов бежит с фуражкой комбата и кладет ее на то место, где только что до этого лежала бутылка.
Я стал поудобней, левую руку за спину, прицелился и плавно нажал на спусковой крючок. Фуражка пошевельнулась. Моряки, наблюдавшие всю эту картину, зашумели.
Пошли к цели с комбатом вдвоем. Пуля насквозь прошила фуражку. Капитан молча надел ее и поставил бутылку.
У меня есть еще два патрона. Стреляю, и горлышко бутылки отлетает.
— Ура-а! — кричат моряки. — Это по-нашему, по-флотски!
— Молодец, — соглашается с моряками комбат. — Вот тебе парабеллум и сотня патронов. Останешься в пулеметной роте. Бей фашистов.
— Спасибо, товарищ капитан! Буду бить!
Моряки поздравили меня с «боевым крещением». Нашелся сомневающийся: мол, Зайцеву просто повезло…
— Повезло, говоришь? — переспросил кто-то. — А про уральских охотников ты что-нибудь слыхал? Нет? Ну и молчи…
Окончательное признание моих способностей меткого стрелка утвердилось уже здесь, в боях за метизный завод. Три моих точных выстрела заставили замолчать пулемет, что не давал товарищам поднять головы.
Наступила ночь. В воздухе вспыхивали ракеты. Ослепительный свет чередовался с непроницаемой тьмой. Со второго этажа мы спустились вниз. Я зашел в отсек к командиру батальона. Он сидел на плащ-палатке, поджав под себя ноги, разговаривал по телефону. Из обрывочных фраз мне стало ясно, что за ночь мы должны вернуть потерянные позиции. Так и следовало ожидать. Ночь должна быть наша!
— Нужны «феньки» и «дегтяревки» без рубашек, — говорил комбат. Это он просил гранаты: «феньки» — Ф-1, «дегтяревки» — РГД без оборонительных чехлов. Комбат уже знал инструкцию генерала Чуйкова: «Перед атакой захвати десять — двенадцать гранат… Врывайся в дом вдвоем — ты да граната: оба будьте одеты легко: ты без вещевого мешка, граната — без рубашки!»
Отличное оружие — граната.
Мы нагрузились ими, как говорится, под завязку. Нагрузились и пошли. Ночь наша… Ох и досталось гитлеровцам от нашей «карманной» артиллерии в эту ночь…
К утру мы восстановили свои позиции в кузнечном цехе метизного завода.
Командный пункт батальона тоже перебрался в кузнечный цех. Цех был разделен глухой стеной из белого кирпича. Стена эта имела собственный бутовый фундамент, и кладка в верхней ее части выходила над крышей больше чем на полметра. Все кругом разрушено, а стена стоит и стоит, разделяя защитников Сталинграда и фашистов. Слышались кашель, разговоры врагов. Каждый шаг надо делать с осторожностью.
Несколько дней назад Саша Реутов делал подкоп под фундамент стены. Натолкнулся на большой камень. Сколько ни колотил его — дело не двигалось. Тогда Саша нашел в кузнице тяжелую кувалду. С первого удара камень вылетел, как пробка из бутылки. С той стороны раздался вскрик, и тут же — автоматная очередь. В образовавшуюся дыру строчил фашистский автоматчик.
Реутов прижался к стене и сидел ни жив ни мертв: стоило немцу подвинуть ствол автомата на два сантиметра вправо, и его прошило бы насквозь. Лишь спустя минуту Реутов опомнился, достал из кармана гранату, выдернул кольцо и швырнул ее в отверстие. Взрыв — и оглушительная тишина. Из дыры клубился густой черный дым…
И сейчас Саша хитровато косил глаза на ту дыру: дескать, может, швырнем туда по парочке гранат!
Я было согласился с ним, но в этот момент над нашими головами опять завыли сирены немецких пикировщиков.
Снова, как вчера, пикировщики, артиллерия…
Однако пехоты не видно. Появились три танка. Один из них тут же подожгли наши бронебойщики. Справа густо застрочили пулеметы — там поднялась вражеская пехота. Сюда не пошли — отбили мы у них охоту.
Схватка у правого соседа длилась до полудня. Потом все смолкло. Прошло два, три, четыре часа… Атаки врага ослабели, угасли.
Это произошло 21 октября 1942 года.
После этого дня немцы вроде одумались: таких остервенелых атак больше не было. Солдаты Паулюса стали бояться нас и принялись зарываться поглубже в землю.
Тогда-то передо мной как перед метким стрелком и была вновь поставлена задача — овладеть снайперским искусством. Мне выдали винтовку с оптическим прицелом, и я окончательно стал числиться в дивизионном списке снайперов.
Глава 9.
Первые шаги.
Перед позициями нашего полка все чаще стали появляться крикуны Геббельса. «Рус, сдавайся! Сопротивление бесполезно!» — до хрипоты кричали они в рупоры.
Мы знали, что у гитлеровцев большое превосходство в живой силе и технике, что им удалось разрезать город на две части, лишить нас сухопутных связей с Большой землей. Но знали мы и то, что защитники Сталинграда на всех участках ведут активную оборону, не дают захватчикам покоя ни днем, ни ночью, нанося короткие, но чувствительные удары, которые держат гитлеровцев в напряжении круглые сутки, изматывают их морально и физически. Выросло наше боевое мастерство, удачно применяют воины новую тактику ближнего боя — мелкими штурмовыми группами…
В общем, не от сладкой жизни пришли «крикуны» уговаривать нас прекратить сопротивление. Потеряли они веру в легкий успех, да и боевая инициатива выскальзывает, как кусочек льда из горячей ладони: сколько ни старайся, весь каплями меж пальцев изойдет. Недаром перестали гитлеровцы сломя голову, во весь рост рваться в глубину нашей обороны — в огневые мешки.
Но хотя и приучили мы их ползать гадюками по сталинградской земле даже в часы затишья, ослаблять боевую бдительность нельзя было: гадючьи укусы ядовиты, да и от прямых атак немцы еще не отказались…
Наша дивизия вела бои за Мамаев курган.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58