Скорее выбраться на волю, глотнуть свежего воздуха, посмотреть на небо, увидеть ребят… Лучше быть убитым в бою, чем заживо погребенным.
Копаю усердно. Снова накат бревен. Что можно сделать саперной лопатой? Возвращаюсь к середине блиндажа.
Становится душно. Падаю на холодный сыпучий песок. Стараюсь припомнить — где должен быть выход. Не могу собраться с мыслями. В ушах звенит, с каждой минутой дышать становится все тяжелее. И вдруг обжигает мысль: чем дольше буду лежать без дела, тем скорее придет смерть. Надо добывать свежий воздух!
Беру лопату, опять ползу между бревнами в свою нору. Работаю без отдыха, как крот, врываюсь все дальше. Позади рухнула глыба песку, придавила ноги. Кажется, отрезало выход в блиндаж…
Не хватает воздуха. Какой-то комок подкатился и стал поперек горла — ни вдохнуть, ни выдохнуть. В глазах мелькают разноцветные искры, плывут радужные круги. Из последних сил упираюсь ногами в бревно и бью лопатой в стену. Раз, другой, третий… Лопата проваливается в пустоту. Еще рывок и… наконец-то! Но силы оставили меня, и я ткнулся лицом в землю.
Когда поднял голову, была темная ночь. Я жадно глотал свежий воздух, не мог насытиться.
Меж бревен и досок я, оказалось, проделал хороший лаз. Через него и выбрался из блиндажа.
В сторону Волги летели трассирующие пули. Из окон нижнего этажа конторы метизного завода строчили фашистские станковые пулеметы. В небе вспыхивали ракеты, освещая покореженное полотно трамвайной линии, разбитые трамвайные вагоны.
Теперь мне стало ясно, где я и как нужно действовать. Чтобы выйти отсюда к своим, надо подорвать пулеметы.
Вернулся снова в блиндаж. Нужны гранаты. Но как ни старался, сколько ни ползал но полу, гранат найти не мог. Темно. Нужен свет, чтобы осмотреться. Нужны спички.
Начал шарить по карманам убитых. В одном кармане зашуршал коробок и кисет с махоркой. Обрадовался находке, смастерил самокрутку, чиркнул спичкой, прикурил. И в ту же секунду заметил — в углублении стены стоит лампа «катюша», рядом — коробок спичек.
Зажег лампу, начал разрывать песок, искать гранаты. Возле стены на полу до половины засыпанные песком лежали автоматы, разбросанные всюду патроны, готовые диски к автоматам. И среди этого склада — ящик с гранатами Ф-1. Наполнив ими карманы и противогазную сумку, я вылез из норы.
Из окна конторы метизного завода по-прежнему бьет фашистский пулемет. Под грохот очередей переползаю от воронки к воронке, прижимаюсь к фундаменту конторы. Вспыхнула ракета, вырвала из темноты сорокапятимиллиметровую пушку.
Еще ракета, и одновременно заработали оба пулемета: один строчил в восточном направлении, другой в западном. Осветительные ракеты взлетали беспрерывно. Местность все время была освещена, и это дало мне возможность хорошо все рассмотреть. Мне стало понятно, что гитлеровцы вклинились в нашу оборону, превратив контору метизного завода в свой опорный пункт.
Один пулемет был установлен в окне первого этажа, другой — где-то рядом и чуть выше. Вот они снова заработали, и я приподнялся. Прижался спиной поплотнее к стене и швырнул в окно гранату, потом другую, третью. Осмелел, стал поудобнее, начал бросать еще и еще…
С восточной и западной стороны конторы раздалось «ура». Это пошли в атаку, как потом выяснилось, наши вторая и четвертая роты.
Опорный пункт фашистов был ликвидирован, контора оказалась снова в наших руках.
Когда командиры собрались в ее подвале, стали уточнять — кто подобрался первым и подорвал пулеметы. Судили, рядили, но обо мне не подумали.
У входа в контору я встретил Николая Логвиненко. Он о чем-то расспрашивал солдат, черкая в своем блокноте. Я понял, что Николай собирает материал для описания боя. И для этого исписал уже не один десяток страничек своим убористым почерком.
Увидев меня, Логвиненко остолбенел, потом схватил за рукав и потащил к командиру роты. Мы спустились в подвал. Старший лейтенант Большешапов оторвался от карты, поднял голову.
Я смотрел на Большешапова с некоторым удивлением. Почему он так пристально всматривался в мое лицо, что хотел спросить?
— Жив! Смотри, живой! — радостно крикнул он.
Я оглянулся: о ком это он? А Большешапов выскочил из-за стола, подбежал ко мне, обнял, поцеловал.
— Вася, ведь мы тебя похоронили!
— Посмотри-ка на себя, — сказала медсестра Наташа Твердохлебова и протянула мне уголок зеркальца.
Вид у меня был страшный. Лицо грязное, измазано кровью.
В подвал зашел капитан Котов. Посмотрел на меня, потом на командира роты.
— Что это он, ранен, что ли?
— Нет, товарищ капитан, наш главстаршина с того света вернулся, — ответил с улыбкой Большешапов.
— Идите, приведите себя в порядок, потом расскажете, что с вами произошло, — приказал мне комбат.
В углу подвала стояла большая пожарная бочка с водой. Фашисты, наверное, тоже пользовались водой из этой бочки, и мне не хотелось прикасаться к ней, но делать нечего…
У Николая Логвиненко нашелся станочек для безопасной бритвы, кто-то отыскал лезвие далеко не первой свежести. Помазком послужил лоскут бинта.
Побрился, умылся, пришел к капитану и рассказал все, как было.
Глава 6.
Не переводя дыхания.
В воздухе закружились немецкие бомбардировщики — снова прилетели обрабатывать район метизного завода, мясокомбината и бензохранилища. Мы уже изучили тактику гитлеровских летчиков и знали, что в первом заходе они будут сыпать крупнокалиберные фугаски. Эти бомбы глубоко входили в землю, а потом рвались, сотрясая целые кварталы.
Поэтому мы оставили блиндажи и укрылись в траншеях.
Вот на наших глазах вздыбилась стена мясокомбината.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58