– Ну что, амиго, нравится тебе это место? – настойчиво спросил Индио.
– Бывает и хуже, – вежливо сказал О'Райли.
– Хуже всего бывает там, где вместо друзей тебя ждут враги, – сказал Индио. – Я прошу тебя, амиго, отправляйся туда первым и посмотри, кто нас ждёт. Если там увидишь людей в военной форме, то знай, что это плохие люди. Глупые люди. Они думают, что я из крепости направлюсь прямо сюда, на родину. Они, наверно, начнут приставать к тебе с разными вопросами, так что лучше тебе приготовить для ответов свой кольт.
– Ладно, – сказал О'Райли.
– А мы посмотрим, как ты стреляешь. Ведь ни я, ни Санчо, никто не знает, как ты стреляешь.
– Мы только знаем, как ты удираешь, – вставил Грогги.
О'Райли отъехал вперёд и спрыгнул с лошади. Он решил войти в городок пешим. Так возвращаются домой. И если впереди его ждёт засада, никому не придёт в голову ссадить его выстрелом, а потом разбираться.
Ему приходилось бывать в городах, жители которых стреляли по любому приближающемуся всаднику. Обычно выстрел не приносил никакого вреда, по крайней мере, первый выстрел. Как правило, этого вполне достаточно, чтобы странник выбрал иную дорогу. Таковы были строгие правила этикета в краях, где люди выискивали золотые песчинки в гальке и глине, и где этих песчинок всегда было слишком мало.
Но здесь никто не охотился за золотом, и стрелять по незнакомцу могли только очумевшие от жары часовые. Если сюда и вправду были посланы солдаты, чтобы перехватить Индио, то они должны были оставить множество следов. О'Райли шёл по обочине, ведя лошадь в поводу, и внимательно разглядывал следы, но не замечал никаких признаков того, что здесь проходили солдаты.
Приближаясь к городку, О'Райли обнаружил, что от дороги отходит почти незаметная тропинка, ведущая к зарослям сухого тростника. По всей видимости, когда-то по тропинке ходили к ручью. Если кто-то и ждёт Индио, то лучшего места для засады не придумаешь. В тростнике легко скрыться, и можно стрелять прямо сквозь обвисшие рыжие ленты листьев. О'Райли прошёл мимо тропинки, не поворачивая головы в сторону тростника. Свободную руку он держал на рукоятке кольта и вслушивался в каждый шорох, но из-за толстых узловатых стеблей слышалось только, как деловито пересвистывались птицы.
Вот и крайний дом. Судя по провалам в заборе, он давно покинут жильцами. Выбеленная слепая стена, обращённая к дороге, два забитых окна со стороны улицы, дощатая дверь, заколоченная крест-накрест жердями. Напротив – каменный колодец с остатками навеса, с жёсткой щетиной высохшей травы вокруг и воротом, на котором сбилась в одно кольцо истлевшая верёвка. Колодец, как видно, пересох тогда же, когда и ручей.
Впереди, на узкой улице между каменными заборами возились в пыли двое детишек. Заслышав цокот копыт, они подняли головы, с любопытством глядя на пятнистую лошадку О'Райли. В заборе со скрипом отворилась калитка, оттуда вынырнула женщина в длинном чёрном платье. Она подхватила детишек за руки и быстро увела их с улицы. Калитка плотно захлопнулась, и на улице не осталось никого.
О'Райли остановился. Это место казалось ему знакомым, хотя он никогда здесь не был. Когда-то в детстве он и сам жил в таком городке. То было время освоения пустынь.
Вообще-то эти места нельзя было назвать настоящей пустыней. Когда здесь правили испанцы, они называли эти края «desiertos», и их соседи, английские и французские колонисты, имевшие представление о пустынях Средиземноморья, представляли себе большую часть Мексики и южного Запада морями песка, безводными и лишёнными всякой растительности. Но неугомонные первопроходцы, начинавшие осваивать Луизиану и Запад, постепенно изменили это устоявшееся мнение. Они сообщали, что места, считавшиеся «пустынями», на самом деле густо заселены и вполне плодородны. Эти рассказы звучали сладчайшей музыкой в ушах федерального правительства, которое использовало их для рекламы массового переселения на Запад. И прошло немало лет, горьких лет труда и разочарований, прежде чем стало ясно – не зря испанцы назвали эти места пустынями. Природа позволяла человеку выжить, но вести большое хозяйство было невозможно.
Ничего этого ещё не знали тысячи переселенцев с Востока, когда в поисках дешёвой земли семья О'Райли перебралась в Техас, на родину его матери-мексиканки. Какое-то время все они ютились в доме её родителей. Потом отец подписал какие-то бумаги, и они отправились в прерию. У ручья недалеко от реки отец с братом построили дом. Это был настоящий дом. Фундамент сложили из булыжников, которые вся семья таскала из реки. И материал для стен тоже дала река – по ней шли плоты, и одиночные бревна часто застревали на отмелях. А если и не застревали, то отцу, высоченному и длиннорукому, ничего не стоило забраться на середину реки с багром в руках – вот тебе и брёвнышко, а то и два. А как весело было кататься по реке на этих брёвнах – то верхом, то стоя и перебирая ногами…
Бревна горят хорошо, подумал О'Райли. От дома, наверно, остался только фундамент. На ферму налетела шайка мятежных команчей, и всё сгорело в огне. Мать убежала с маленьким Бернардо в прерию и дождалась там солдат, отправленных на усмирение команчей. Так и остались при эскадроне. Мать не захотела возвращаться в свой городок, хотя он был совсем рядом. Не захотела снова жить в доме, где жили и умирали все её родичи. Наверно, ей хотелось, чтобы у её сына была иная судьба.
«Видела бы она меня сейчас, – подумал О'Райли. – Городок почти тот же самый. Агуа Кальенте, что значит «Горячая Вода». Наверно, где-то поблизости есть тёплые источники, а может быть, здесь текут целые реки текилы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79