Такой же маленький, как и предыдущий. Все выглядело мирно и спокойно, если не считать того, что на поле стояли, свесив усталые пропеллеры, два военных вертолёта, а лес со всех сторон был оцеплен тяжёлыми грузовиками, между которыми стояли, сидели и лежали вповалку солдаты. Это не прибавило мне настроения. Проклиная настырность плешивого, я слезла с дерева. Захар прав: они ждут рассвета. Я направилась в ту сторону, где заметила белый микроавтобус полковника. Подобравшись поближе к опушке, где переговаривались стоящие в карауле сонные солдаты я опустилась в траву и поползла к микроавтобусу, находившемуся в стороне от грузовиков. Рядом с ним никого не было видно, дверца салона была открыта, и изнутри доносился мощный храп с присвистом. Заглянув внутрь, я увидела лежащего на разложенных сиденьях плешивого полковника в гражданском. Бедный, он совсем замотался со мной вчера и теперь набирался сил, чтобы продолжить охоту. Лучшего момента, чтобы сбежать, придумать было трудно. Но мне требовалась верёвка, чтобы вытащить из ямы неуклюжего Захара. Осмотрев салон и не найдя ничего подходящего, я решила сползать к ближайшему грузовику в надежде, что там обязательно что-то отыщу. Моё сильно укороченное Захаром платье намокло от росы, мне было холодно, ныло ещё не совсем зажившее плечо. Хорошо, что я оставила сумочку в яме и она теперь не мешала передвигаться. Молоденькие солдатики, которым, видно, до чёртиков надоела вся эта бесполезная беготня по лесам и весям нашей необъятной родины, понуро клевали носами или вообще спали в обнимку с автоматами в высокой траве. Российская Армия была начеку. Некоторые, правда, пытались прогнать сон разговорами, но глаза их все равно были закрыты, так что мне почти ничего не угрожало. Подобравшись к здоровенному «Уралу» со стороны поля, откуда меня никто бы не увидел, я прыгнула на колесо и заглянула в кузов. На полу там валялся брезент и всякая ерунда. На брезенте спали солдаты. Верёвки нигде не было. Решив поискать в кабине, я спрыгнула с колёса, повернулась, и глаза мои упёрлись в несколько автоматных стволов и дуло майорского пистолета. Приехали…
— Вот ты и попалась, сука! — злорадно прохрипел майор. — Не вздумай даже дышать без приказа — сразу подстрелю! Долго же тебя не было, мы уже ждать устали. Здорово я тут все организовал, а? — Он хвастливо осклабился. — Небось подумала, что армия спит, можно сбежать? А мы всегда начеку, потому что враг не дремлет. Ведите её к начальству! — бросил он солдатам в касках и бронежилетах, а сам побежал вперёд к автобусу. День начинался для меня не очень удачно.
Отделение автоматчиков отконвоировало меня к микроавтобусу и рассредоточилось вокруг него. Остальные солдаты продолжали нести дежурство на опушке, только теперь уже никто не клевал носом и не спал — спектакль закончился, майор сыграл на «бис» и сорвал бурные аплодисменты. Меня провели, как котёнка.
Не обращая на меня внимания, плешивый сходил в лес помочиться, вернулся, умываясь на ходу росой, сел в открытую дверь «рафика», свесив ноги в траву, посмотрел на меня долгим взглядом и наконец проговорил задумчиво:
— Повернись-ка.
Я повернулась к нему спиной, думая, что ему очень понравились мои ноги, почти полностью — видневшиеся из-под оборванного платья, и он хочет получше их рассмотреть.
— Ну, что я тебе говорил — она ранена, — констатировал он, обращаясь к стоящему рядом майору. — Видишь, весь бок в крови и дыра в платье.
— А как же тогда она ещё ходит?
— Это я тоже хочу узнать, — пробормотал плешивый. — Пуля наверняка в ней сидит. Вертолёты готовы? Надо её побыстрее в город доставить, пока не умерла…
— Какие вертолёты на хрен, — обиженно проворчал майор. — Не нужно было вчера гонять их до посинения. Говорил же вам, что горючее кончается… Теперь только утром подвезут.
— А сейчас что, разве не утро? — ехидно спросил полковник. — Звони и пусть срочно везут. Повернись к нам, зазноба.
Майор куда-то ускакал, а я повернулась и устало посмотрела полковнику прямо в глаза, продолжая молчать как рыба.
— Ну, теперь уже не будешь отнекиваться? Не станешь говорить, что от страху сбежала? Впрочем, это уже и неважно. Где твоя сумочка?
— В лесу потеряла.
— Врёшь. Мы весь лес обшарили. Ладно, найдём. А где тот, с которым ты сбежала? Понятно, не скажешь. Но мы все равно его найдём, повыдергаем здесь каждое дерево, но найдём. Зачем ты сюда пришла? Может, бинт искала? Солдат, — кивнул он одному парнишке, — принеси аптечку и перевяжи её. Я не буду сейчас ни о чем тебя спрашивать, тебя допросят как следует в соответствующем месте, и ты все расскажешь. Знаешь, как это у нас делается? Тебя напичкают транквилизаторами, подключат к полиграфу, введут в гипноз, и ты все выложишь, как миленькая. Потом тебе прочистят мозги, сделают блокаду памяти и поместят до конца дней в психушку, где тебя ни одна собака уже не найдёт…
— Что делать, товарищ полковник? — спросил подбежавший солдат с аптечкой в руках.
— Перевязывать, — коротко бросил он. Солдатик замялся.
— Женщина все-таки…
— Это не женщина. Это — преступница. Будет сопротивляться — держите её. Выполняйте!
Я не стала сопротивляться. Солдат осторожно приспустил с раненого плеча платье и удивлённо проговорил:
— А тут нечего перевязывать.
— Что ты мелешь?
— Виноват, товарищ полковник, но рана уже подсыхает, — пролепетал солдат, осторожно дотрагиваясь до моей спины руками.
Полковник поднялся, подошёл ко мне сзади и сказал, отодвигая солдата:
— Ну-ка, отвали. Зоркий Сокол, мать твою!
Несколько секунд он молча смотрел мне в спину, потом потыкал туда пальцем, причиняя мне боль, а я продолжала безучастно стоять, покорно принимая все манипуляции над своим телом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114