Из темной глубины на нее уставился пустыми глазами громадный белый бюст пожилого мужчины. Выглядел он нелепо и жутко одновременно.
Виктория Алексеевна смотрела на него как завороженная.
Тут в комнату вошел Андрей. Увидев мать перед шкафом, он тяжело вздохнул.
– Так я и знал! – пробормотал он.
Не отводя взгляда от бюста, Виктория Алексеевна задумчиво произнесла:
– Представляешь, оказывается, нас так срочно выгоняют отсюда, потому что наш дом уже кому-то отдали! Мне Нюра сказала.
– Ну и что! – отмахнулся Андрей. – Мало ли мерзавцев и сволочей?! О каждом думать! Дом могли продать какому-нибудь олигарху! Хотя для олигарха это халупа! Ну да снесет и построит на этом месте замок с башенками. Плевать!
– Снесет… – завороженно повторила Виктория Алексеевна. – А знаешь, пусть лучше снесет! Мне так будет легче. И вообще, мне теперь здесь жутко как-то… Ты не веришь, что за нами кто-то следит, а я чувствую. Чувствую! Я уверена, что в вещах кто-то копался в наше отсутствие. Все перевернуто.
– Как ты могла это заметить в нынешнем бардаке? – скривился Андрей.
Но Виктория Алексеевна не слышала сына, погруженная в свои страхи.
– Я только не могу понять, что они ищут? Зачем? Что им от нас надо?
Андрей досадливо поморщился.
– Господи, мать, кому мы нужны! Следят за ней! Не морочь мне голову! Что я, не знаю, о чем ты на самом деле думаешь?
В ответ Виктория Алексеевна демонстративно обиделась.
– Ну и о чем?
– Тоже мне бином Ньютона! – скривился Андрей. – Ты думаешь только о том, что нам делать с этим дурацким памятником. И уже наверняка напридумывала всякой мистики. Мол, этот идиотский идол каким-то непостижимым образом связан с памятью об отце! Что нам нельзя его оставлять тут!
– А ты хочешь уехать, а его оставить здесь. Просто оставить. Бросить. Забыть. Чтобы его выбросили на свалку и лили на него помои… Он будет лежать в грязи, под ногами у всех, и каждый сможет плюнуть на него!
– Мама!
– Ты боишься сказать это, потому что это будет очередное предательство! Ты опять предашь отца!
Андрей сцепил зубы.
– Мать!
– Предательство! Предательство! И когда ты ушел с работы – тоже было предательство… – захлебывалась и тонула в собственных словах Виктория Алексеевна. Она понимала, что наговорила лишнего, ненужного, и потому боялась теперь остановиться. – Все на него набросились, на него сыпались страшные обвинения, а сын в это время написал заявление об увольнении по собственному желанию…
– А что я мог сделать? – взорвался Андрей, который вовсе и не желал вступать в этот бессмысленный, рвущий душу разговор. – Я был тогда пешкой. Жалкий консультантишка!.. Да он и не слушал, что я ему говорил. Он не хотел понимать, что происходит, к чему все идет! Он связался не с теми людьми! С людьми не просто нерукоподатными, но и причастными к преступлениям! Что ты знаешь об этом? Предательство! Он не оставил мне другого выхода. Мы по-разному смотрели на все и на всех!
– Ты был его сыном. Он ждал от тебя хотя бы понимания.
– Я тоже ждал понимания! От него. Потому что он был моим отцом.
– Ты вел себя, как посторонний, ты просто не хотел иметь с ним ничего общего…
– Мама! – взмолился Андрей. – Ты ничего не знаешь, а судишь!
– А потом… Потом его убили!
– Мама, это был несчастный случай! Понимаешь – несчастный случай!.. У него не выдержало сердце! Я читал акт экспертизы! Я видел его собственными глазами!
Но Виктория Алексеевна уже не слышала его. Рыдания буквально сотрясали ее.
– В яме! Он лежал в этой ледяной яме один… Его столкнули туда! И никого из нас не было с ним рядом!
– Зачем, мама? Зачем мы сейчас об этом говорим? Почему именно сегодня?
– А сегодня такой день, – неожиданно сухо сказала Виктория Алексеевна. – Особый. Нас выгоняют из дома, где прошло твое детство, где вырос твой брат, умерла твоя бабушка, погиб твой отец…
Андрей стоял и молчал, тяжело дыша. Он знал, что говорить что-то, объяснять совершенно бессмысленно. Мать просто не слушает его. И потом эта овладевшая ею в последнее время уверенность, что отца кто-то убил, специально спихнул в проклятую яму!
Виктория Алексеевна обессиленно притихла.
Слышно было только, как наверху Ледников двигает что-то.
– Мне страшно, Андрюша! Что с нами будет? – тихо спросила Виктория Алексеевна. Она уже жалела, что опять не сдержалась, и чувствовала себя виноватой.
– Помнишь, бабка говорила: «Живым в могилу не ляжешь, хотя и впору уже», – пожал плечами Андрей. По его интонации было понятно, что обижаться на мать он не намерен.
– Ну, утешил! – рассмеялась Виктория Алексеевна, довольная, что сын простил ей вырвавшиеся упреки. – Ты как скажешь, так и не знаешь – плакать или смеяться?
– Смеяться, мать. Если выбор такой, то только смеяться!
Андрей хотел обнять мать, чтобы успокоить ее окончательно, но лицо Виктории Алексеевны вдруг исказилось от ужаса.
– Что с тобой? Чего опять случилось? – мгновенно раздражаясь, спросил Андрей.
– Там, в окне… – всхлипнула Виктория Алексеевна. – Кто-то смотрит! Опять эти люди!..
Андрей машинально оглянулся, взглянул в окно, за которым ничего не было, кроме туманной мути, и тяжело вздохнул.
– Ну, мать, ты даешь! У тебя уже глюки от переживаний пошли. Успокойся ты, ради бога, а то нас всех отсюда прямо в Кащенко отвезут!
Виктория Алексеевна виновато опустила голову.
Андрей обнял ее за плечи и увел из комнаты. А белый бюст смотрел из темноты пустыми глазами на погром в доме.

Глава 4
Психологическая аутопсия

[4]
Ледников, разбирая тяжеленную советскую мебель, срубленную из натурального дерева, а потому совершенно неподъемную, уже на втором часу работы запросил пощады и отправился вниз – перевести дух и хлебнуть воды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13