У большинства обычных людей в этом возрасте жизненные силы иссякают, у меньшинства же может сохраниться неплохое здоровье, но они уже неспособны переносить трудности .им уже не по плечу суровые тяготы странствий – голод и ночевки под открытым небом, жара, дожди и всякие случайности. Но три старика-Учителя были телом и душой едины с Дао, и несмотря на все невзгоды, в них не угасало детское сердце, в природе они были как рыбы в воде. Не было признаков того, что им трудно, наоборот, они лучились радостью. А кроме того, с ними был Ван Липин, и рядом с этим пареньком жизнь приобретала безграничный интерес.
И хотя одеты они были в лохмотья, лица их сияли такой необычайной одухотворенностью, что даже в толпе самый невнимательный человек отличил бы этих четверых, людей, достигших Дао.
Целые дни проводили они вместе, у стариков была совершенно определенная задача – воспитать ученика, шаг за шагом передать ему все приемы мастерства. Из-за сложившейся обстановки Ван Липин не мог обучаться иначе, чем в странствии с облаками, но это было благоприятно для совершенствования в выплавлении.
Они шли по глухим горным тропам, случалось найти пищу – ели, не было пищи – никто не произносил слова «голоден». Каждому было ясно, что того, кто первый это слово произнесет, другие тут же «подловят»: «Ну, ладно, ступай, поищи чего-нибудь поесть».
Ван Липин сначала не понимал, что у Учителей это был прием «состязания в хитрости». Молодой и бесхитростный, он всегда первым заговаривал о еде и раз за разом бегал по округе, пытаясь раздобыть пищу на всех.
А во время еды зачастую получалось, что «монахов много, а каши мало», делить поровну нечего. Тогда все добытое ставилось посередине, все четверо усаживались вокруг и каждый высказывал свое предложение о способе дележа. Если на первом круге «обсуждения» обнаруживался аргумент, который все признавали, то так и поступали, а если мнения разделялись, то «дискуссия» продолжалась.
Позже Ван Липин понял, что бегать за едой, даже очень далеко, – дело нетрудное. Но если тебя «подловили», чтобы попросить сделать какое-то дело, ты, значит, проиграл в сообразительности. И он тоже начал щевелить мозгами, придумывая, как бы «подловить» Учителей..
Однажды проявил неосторожность и попался в «ловушку» Цзя Цзяои, ему много пришлось побегать, пока принес лепешку, испеченную наполовину из муки, наполовину из травы. Затем все сели вокруг и обсуждение началось.
Первым, разгладив бороду, высказался Чжан Хэдао: «Я здесь самый старый, –сказал он,-по крепости здоровья мне с вами не сравниться, я смогу продержаться, только если буду есть больше.»
«Я сейчас расту, – парировал Ван Липин, – мне надо есть больше. Старшее поколение должно заботиться о младших, чтобы была справедливость».
Цзя Цзяои выступил «прямо и смело»: «Мне столько пришлось пробегать, достать эту лепешку было нелегко, по заслугам должна быть и награда, мне должна достаться половина, а остальное вы уж сами делите».
«О чем речь, – возмутился Ван Цзяомин, – я тут за тебя охранял твою торбу, и если уж говорить о заслугах, то у нас обоих есть в них своя доля, не надо их приписывать одному себе. По-моему, надо разделить на три части, мы с Цзяои получим по одной, а оставшуюся пусть поделят между собой Учитель и Юншэн».
Чжан Хэдао, видя, что никто из троих не упомянул слова «старый», и что борьба, по-видимому, бесполезна, отступился, сказав: «А что если поделить поровну на четверых?»
«Нет уж, нет, уж! – не согласились остальные. – Делить поровну бессмысленно, да и не справедливо».
Видя, что аргументы исчерпаны, Чжан Хэдао выдвинул «хитроумный план».
«Ну, ладно, не будем спорить, у меня есть способ, самый что ни на есть справедливый, если вы согласитесь, то так и поступим».
«Какой же это справедливый способ, просим Учителя побыстрее рассказать».
«Положим лепешку здесь и все четверо будем кусать от нее одновременно, возможности будут равные, разве это не справедливо?»
«Чудесно, чудесно!» – согласились все.
Чжан Хэдао нашел камень и возложил на него лепешку.
Четыре шеи вытянулись в направлении лепешки с четырех сторон, а так как лепешка была небольшая, то конечно они стукнулись лбами, а в рот ничего не попало.
Первым, махнув рукой, ретировался Цзя Цзяои: «Ну, все, моя старая личность туда не всовывается. Кусайте сами».
Чжан Хэдао рассмеялся: «Я как раз тоже так думаю. Ты заботишься, как бы не потерять лицо, а мы заботимся о лепешке». Все трое, заливаясь смехом, уже откусили по куску и теперь смачно жевали. А у обкусанной лепешки троим опять стало тесно, и Ван Цзяомин тоже по собственному почину отступился, осталось только двое. Чжан Хэдао взял лепешку в руки, и они с Ван Липином стали кусать по очереди. В скором времени лепешка исчезла.
, Когда Цзя Цзяои повернулся и ушел, Ван Цзяомин сразу понял, что «тут что-то не то», и, прокравшись следом, увидел, что он откусывает кусок от клубня батата. Без всяких слов отобрав бататину, Ван Цзяомин разделил ее на две половины, так что «пайка» досталась каждому.
Одной лепешки и одного клубня батата недостаточно, чтобы наесться даже одному человеку, но обстановка раздела пополнила их интерес к жизни. В этой горной глуши часто раздавался их смех. Странствие протекало в свободной и непринужденной атмосфере. Учителя и ученик, исполненные друг к другу глубокого уважения и горячей любви, все время друг друга «подначивали», «подлавливали» и тем самым будоражили интеллект и будили интуицию. Когда кто-нибудь из них «оскандаливался», остальные хохотали до упаду. Три старика были «сорванцами», которые никогда не взрослеют.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133