В последние годы очень возросли требования, предъявляемые к вратарю. Примером для меня был и остается Зепп Майер. Юниором я был просто в восторге от его игровой манеры, его страстная преданность этой профессии очаровала меня. Я говорил себе снова и снова, разумеется, со всем подобающим уважением: «Если этот старый хрыч продолжает играть со сломанным пальцем, то ты, двадцатипятилетний, тем более сумеешь».
Ему было тогда 33. Сломанный палец, разбитый нос, распухшая голень – игра продолжается. Боль – плод воображения. Зепп Майер становился в ворота четыре сотни раз подряд, с травмами или без них, в дождь, снег, слякоть. Он был профессионалом. Его игру сравнивать с моей трудно, хотя некоторые говорят, что Майер лучше меня перехватывал верховые передачи с флангов. Но в его время эти удары выглядели несколько по-иному: они были слабее. Оставалось больше времени, чтобы выйти из ворот и забрать мяч. Сегодня в удар вкладывают большую мощь и энергию. Шансов почти не остается, потому что нападающие наносят удары с флангов так, как пробивают свободные: в направлении ворот, хлестко, с вертящимся волчком подрезанным мячом. Они делают это просто изощренно!
Поэтому я считаю, что сравнения между Зеппом Майером и мною грешат неточностью. Многое изменилось, много воды утекло. Кроме того, Зепп Майер играл в команде мирового класса: достаточно назвать Беккенбауэра, Брайтнера, Мюллера и Шварценбекка. Не стоит забывать и о том, что он стоял за спиной мощной защитной линии. И все-таки в одном мы несомненно схожи: и я и он отвергаем «летание». Эффектно взлететь допустимо лишь для того, чтобы поймать мяч. Все остальное – показуха в стиле Хайнце, Нигбура или Бурденски. Но все же мне не удается оставаться таким предельно трезвым, абсолютно хладнокровным, как итальянский вратарь Дино Зофф. Моя задача-максимум – задержать мяч.
Для этого годятся все методы, я действую чем только могу – головой, ногами, задом, спиной. Очень важно при этом правильно выбирать позицию и быстро бегать. Мой тренер Рольф Герингс повторяет один предельно ясный тезис: в беге можно развить большую скорость, чем в прыжке. Именно поэтому в беге с препятствиями атлеты стремятся как можно скорее вновь коснуться дорожки. И в скоростном спуске на лыжах спортсмены стараются, чтобы прыжки были по возможности короче. Более 12 лет я тоже следую этому принципу. Эстетика – дело второе, стремление к красивым движениям уместно в балете. О Нижинском, легендарном «боге танца», говорили: «Он прыгает не выше, чем другие танцоры, однако делает это так, что создается впечатление, будто он дольше висит в воздухе. Его прыжки рождают у зрителя ощущение необычайной силы и одновременно легкости».
Все это, к сожалению, имеет мало общего с футболом, за исключением игры, в которой победа уже предрешена. Тогда только вратарь может позволить себе слегка покрасоваться перед своими болельщиками.
Каждый понедельник после обеда я тренируюсь с Рольфом Герингсом. Отрабатываю отражение трудных ударов и испытываю свои собственные возможности. В течение полутора часов мы перебираем все чреватые голами ситуации: в середине, слева, справа, прыгающий мяч, дальний удар, ближний удар. При этом присутствуют и болельщики. Им нравится, когда я лечу вдоль ворот, но они почти не реагируют, если мне удается отбить трудный мяч ногой.
Самые красивые броски парадоксальным образом являются в большинстве случаев следствием ошибок в оценке ситуации. Удар в верхний угол ворот практически не берется. И только если я выбрал неправильную позицию, расположившись очень близко к углу обстрела, то смогу отразить такой мяч. «Тони снова взял неберушийся», – говорят болельщики. Если бы они знали!
С другой стороны, меня упрекают в ошибках, которых я не совершал. К примеру, Мюнхен, сентябрь 1986-го: игрок «Баварии» подает угловой. Ганс-Петер Ленхофф вообще забывает о своем подопечном. К тому же он промахивается мимо мяча. Я знаю, что у меня практически нет шансов, и все же пытаюсь помешать нападающему баварцев нанести удар головой. Бросаюсь вперед. Увы, напрасно. И при этом я же оказываюсь виноватым. В том числе и в глазах наблюдавшего за матчем Беккенбауэра.
Рольф Герингс принадлежит к тем немногим, чью критику я воспринимаю всерьез и принимаю полностью. Каждый понедельник он анализирует прежде всего мою субботнюю игру. Затем мы вместе пытаемся устранить промахи путем соответствующей тренировки рефлексов. Рольф умеет обращаться со мною. Он воздерживается от того, чтобы чересчур энергично тыкать мне в нос моими недостатками, и старается развить мои сильные стороны. К ним относится и мой по-настоящему сильный бросок мяча. Под строгим надзором Рольфа я пытаюсь попасть мячом в удаленные на 60 метров мишени, изображающие игроков моей команды. Бросок за броском до боли в руках. Пока в глазах не потемнеет.
Другая область интенсивных и специфических тренировок – единоборство вратаря и нападающего. Мы отрабатываем его тысячу, десять тысяч раз, обращаемся при этом даже к математическим формулам. Не так трудно рассчитать, как лучше перекрыть ближний или дальний угол, как свести до минимума площадь ворот, которую может поразить форвард. Проигрываем вместе сотни возможных позиций и вариантов. Сначала на доске, затем на поле. До тех пор, пока расчетные позиции не станут рефлексами, войдут в мои плоть и кровь. В настоящей игре не будет времени, чтобы вычислять углы. Расчет становится рефлексом, но только спустя годы кропотливой и ежедневной работы над самим собой.
Особенности моего вратарского стиля таковы – хорошая позиционная игра, способность сократить для противника угол обстрела, урезать его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53