Входит Чапурин.
- Лошадь запряжена... Поедем, что лича?
Чапурин и Муся подъезжают на дровнях к заимке Пантелея. Вот и поля, теперь опустевшие, сарай, овины хлебные. А вот и дом. Но странно - не лают собаки, не видать ни хозяина, ни хозяйки. На крыльцо вышел ветхий мужичонко с ведрами, в нагольном полушубке и валенках.
- Вам кого? - спросил он Мусю.
- А где Пантелей Филатович?
- Хозяин что ли?
- Да.
- Ен теперь далеко.
- Куда он уехал?
- Туда, куда повезли. А куда повезли, одному богу известно. Да вы иль не слыхали? - удивился он наконец. - Его же выслали. Здесь теперь живет бригада лесорубов.
- А где Авдотья с детьми?
- В амбаре.
- Там же холодно?
- Они "буржуйку" приспособили. Привыкнут!
Муся быстро пошла к амбару. Здесь и в самом деле из крыши торчала труба, из которой густо валил дым. Она постучала. Открыла ей Авдотья и, как увидела ее, закрылась углом платка и заголосила. Муся обняла ее за плечи.
- Как же это случилось-то?
От "буржуйки" поглядывали мальчишки, одетые в пиджаки и валенки. Авдотья откашлялась, утихла, открыла заплаканное лицо.
- Вечером приехали на двух подводах. Скотину увезли и его посадили... А потом уж этих вот, лесорубов, привезли, а нас в анбар переселили...
Авдотья прошла к сусеку.
- Зерно-то ваше в сохранности. Пока не добрались до зерна-то. Забирайте...
- Спасибо! И вот что, Авдотья, собирайся! Детей собирай, и поедем с нами.
- Да куда же мне ехать? - заплакала опять Авдотья. - Кому я нужна?
- Мы вас проведем рабочей. И комнату вам дадим.
- Спасибо вам, кормилица! Матушка-заступница... - завопила Авдотья и повалилась перед Мусей на колени. - Всю жизнь за тебя бога молить буду.
Глядя на мать, горько заплакали дети.
- Что вы? Что вы? Встаньте! Разве так можно? - говорила Муся, пытаясь поднять Авдотью.
- Чапурин, собирайте детей! - приказала Муся.
Авдотья мигом встала.
- Да вы уж не обессудьте. Я сама быстренько соберусь. А вы зерно-то, зерно грузите в мешки. Там вон и мешки приготовлены.
Чапурин взял мешок, развернул его, пощупал и сказал:
- Добрый мешок... Травяной! Начнем, что лича!
Муся с Авдотьей стали держать мешок, а Чапурин насыпать зерно.
Подвода с Мусей, Авдотьей с детьми и Чапуриным подъезжает к станции.
- Сгружай пшеницу, - говорит Муся Чапурину и решительно идет в дверь.
Комната Судейкина. По стенам развешаны осовиахимовские плакаты: разрезы винтовки и противогаза, окопы полного профиля, с красноармейцами, ползущие по-пластунски стрелки и прочее. Судейкин сидит за столом, подбрасывает костяшки на счетах.
Входит Муся.
- Сидор Иванович, мы приняли новую рабочую. Квартиры пока у нас нет. Придется размещать в вашем кабинете.
- То есть как в моем кабинете? А мне куда?
- Переселяйтесь к директору. Зимой вам будет веселее.
- А кого мы приняли? Что за рабочая?
- Авдотья Одинцова.
- Ту самую, с заимки?
- Да.
- А вы знаете, что их раскулачили?
- А это меня не интересует. Приказ директора... Прошу выполнять.
- Ну ладно, поглядим! - Судейкин уходит.
Муся начинает снимать со стены плакаты.
В селекционной лаборатории женщины перебирают семена. Перед каждой на столе небольшая кучка, которая постепенно истаивает...
Муся засевает семена в плошки. В иных плошках уже крупные зеленя.
Мерзлое окно оттаивает, оплывает. В окно стучатся первые капли дождя. На поле Чапурин пашет на паре лошадей двухлемешным плугом.
Аржакон погоняет лошадь с сеялкой. Муся стоит на запятках сеялки.
И вот уже комбайн плывет. Комбайнер в очках, незнакомый нам. А подручным сидит Аржакон; он дергает за веревку копнителя. Параллельно с комбайном идет грузовик - принимает зерно.
Грузовик отходит от комбайна и катит по пыльной полевой дороге.
Он подъезжает к пакгаузу возле реки; здесь грузчики насыпают мешки. На каждом мешке крупное табло: "Госсортиспытание" и чуть ниже, крупно: "Якутянка-241". Мешки несут на катер. Здесь Муся что-то говорит приемщику и расписывается в накладных. Приемщик тоже подписывается.
На очередной машине подъезжает Василий, подходит к Мусе, спрашивает:
- Нагрузились?
- Да, - отвечает счастливая Муся.
- Ну, поздравляю! С первым рейсом нашей "Якутянки", - Василий жмет ей крепко руку.
- Разрешите и мне присоединиться, - жмет руку Мусе приемщик. - Ваша "Якутянка" далеко пойдет.
- Не знаю, как "Якутянка", а вот автор ее далеко поедет... Это уж точно! - Василий вынимает из папки отпускной билет и подает Мусе.
Муся читает, сначала не понимая:
- Отпускной билет... - И взрывается от радости: - В Москву едем? На восемь месяцев! Вася, милый!
И она, забывшись, целует его при всех.
Опытная станция. Длинный северный день клонится к концу. Еще в кровавом отсвете заходящего солнца полыхает закат, еще в синей дымке хорошо просматриваются восточные дали, а природа уже спит: затихла до зеркального блеска река, не видно птиц в воздухе, бормочут спросонья куры на поветях, тяжко вздыхают жующие сено лошади, спят на подушках дети - Володя и Наташа, и где-то далеко на лесной опушке монотонно и протяжно кричит полярная совка-сплюшка:
- Сплю-у-у... Сплю-у... Сплю-у-у...
Василий и Муся сидят в селекционной лаборатории. На столах целые вороха отборного зерна. И они утомились: Василий курит, Муся сидит, устало опустив руки.
- На сегодня хватит, - говорит Василий. - Спать пора. Завтра с рассветом в путь.
- Да, пора, - отзывается Муся...
Они шли от реки. Их было трое: один в военной форме с пистолетом, второй в сапогах, черном плаще и широкой кепке, третьим был Судейкин. Они подошли уверенно к дверям Силантьевых и постучали.
- Кто там? - отозвался Василий.
- Василий Никанорович, откройте! - сказал Судейкин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33