– И там невозможно! – ответил Корней. – Мы заперты, как в ловушке.
– Не говорите глупостей, товарищ Бойцов! – резко ответил я. – Надо взломать двери и проделать тоннель в снегу…
В кабинет постепенно уже собирался встревоженный персонал: сменные инженеры, радист и другие работники станции.
Опять раздался гудок диспетчерского телефона. Я вздрогнул, услышав его гнусавый, зловещий звук. Чем еще грозит нам эта черная лакированная трубка?
Я приложил ее к уху.
– Уровень бутана в испарителе, – докладывал взволнованный диспетчер, – понизился до аварийного минимума. Разрешите включить резервные баллоны, иначе через пятнадцать минут турбины остановятся.
– Включайте, – ответил я, – но одновременно пустите в ход насос и откачайте пары бутана в газгольдер, доведя давление в конденсаторе до нормального…
Вот что, товарищи, – обратился я к присутствующим, положив телефонную трубку на аппарат, – произошла авария, и лед перестал поступать в конденсатор.
Запас бутана в цикле станции иссяк, и я пускаю в работу аварийный запас. Его хватит на пять часов. За этот срок мы должны во что бы то ни стало добиться выхода наружу и ликвидировать аварию транспортеров. Если мы этого не сделаем, всему району нашей станции грозит огромное бедствие. Нам нужно работать с напряжением всех сил и я мобилизую всех работников станции.
Через пять минут несколько человек, вооруженных топорами и ломами, рубили дверь. С нею было нелегко справиться. Она была сделана из пластмассы, по твердости не уступающей железу. Топоры быстро иступились, почти не поцарапав дверь, сверла ломались. Пока мы убедились в тщетности наших первых попыток, пока потом налаживали отбойные электрические молотки, прошло больше часа. Но отбойные молотки лишь медленно крошили дверь. Небольшой заряд тротана – нового взрывчатого вещества, действующего локализовано по линии наибольшего сопротивления и потому безопасного для окружающих, – открыл перед нами голубую стену снега. Его плотность внушала мне беспокойство: она равнялась плотности рыхлого льда. Очевидно, толщина слоя была огромна.
Пока люди пробивались в снегу, я поднялся к себе в кабинет и застал там Женю. Она взволнованно ходила по комнате, обдумывая, очевидно, что-то очень серьезное.
Увидев меня, она резко остановилась посредине комнаты и официально сухо, почти жестко сказала, стараясь перекричать пургу:
– Товарищ Кларетон, я уже давно ожидаю вас здесь. Мне нужно поговорить с вами. Я хочу вас спросить; вы понимаете, что попытка пробиться наружу, добраться до транспортера, отыскать место аварии и ликвидировать ее в течение оставшихся в нашем распоряжении трех с половиной часов – попытка совершенно безнадежная? Попытка, заранее обреченная на неудачу? Вы отдаете себе в этом отчет?
– Почему вы так думаете, Женя? – спросил я, несколько озадаченный.
– Посмотрите! – Она схватила меня за руку и потащила к окну. – Вы в состоянии различить хлопья снега?
Нет, я не в состоянии был этого сделать: какая-то серо-голубая текучая стена стояла передо мной за стеклами окна, какая-то серо-голубая жидкость сплошным потоком, сплошной пеленой колебалась снаружи. Дело было ясно: может быть, мы уже засыпаны до второго этажа, а может быть, и выше…
Холодный пот выступил у меня на лбу.
Почти оглушенный, я опустился в кресло у стола.
– Что же делать? – пробормотал я в смятении.
Пурга ревела надо мной похоронную, дикую песню. Ее торжествующий вой проникал до мозга моих костей. Казалось, еще одно усилие – и под оглушительную канонаду ломающихся льдов она похоронит нас среди развалин станции.
– Что делать? – бессознательно повторил я, сжав голову между ладонями рук.
Женя положила мне руку на плечо.
– Что делать? – переспросила она. – Нам нужно немедленно добраться до транспортера и пустить его в ход. Добраться до него можно одним путем – через башню конденсатора. Через двадцатиметровый столб воды, под разделительную стенку, – и непосредственно в тоннель транспортера…
По мере того как она говорила, спокойствие возвращалось ко мне. Я взял себя в руки: экзальтация молодой девушки внушала мне тревогу.
– Милая Женя, – сказал я ей, вставая с кресла, – можно придумать очень много остроумных, но, к сожалению, фантастических и невыполнимых проектов… Надо найти какой-нибудь более реальный и осуществимый выход. А вам не мешает пойти отдохнуть. Вы ведь уже больше суток на ногах. Идите, девочка, к себе и поспите хоть немного…
Потрясающий грохот и вой раскололи, казалось, землю и заглушили мои последние слова, так что я и сам их почти не расслышал. Я чувствовал, как кровь отливает у меня от сердца и как я буквально холодею.
И я добавил вслух:
– Если только можно заснуть в этом аду…
– Товарищ Жан!
Женя подошла ко мне вплотную и подняла на меня почти умоляющие глаза:
– Товарищ Жан! То, что я предлагаю, – это единственное. Этот план совсем не фантастичен, я его вполне продумала. Не теряйте драгоценного времени. Не злоупотребляйте вашим правом единоначальника. Подумайте хорошенько. В крайнем случае созовите производственное совещание. Я утверждаю, что мой план вполне реален.
– Женя! – воскликнул я. – Двадцать метров воды! Даже не воды, а рассола! И потом снаружи еще больше метра вверх! Вы понимаете, что вы предлагаете? Кто в состоянии проделать это? Кто возьмется за это?
– Я! Я! Только я это смогу сделать, – с жаром, почти захлебываясь от волнения, говорила Женя, прижимая руки к груди. – Только я! Я маленькая…
Я смогу пройти под разделительной стенкой башни… никто больше не сможет…
Здесь все крупные мужчины, а там проход всего лишь в сорок сантиметров… Я привяжу что-нибудь тяжелое к ногам, чтобы побороть плотность рассола… Я, как камень, пролечу на дно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16