Тут-то Перекориль и начал шутить шутки над принцем Обалду: он потчевал его портвейном, хересом, мадерой, шампанским, марсалой, вишневкой и пивом, и все это Обалду пил стаканами. Однако, угощая гостя, Перекориль вынужден был и сам прикладываться к бутылке и, как ни грустно признаться, хватил лишнего, так что, когда молодые люди вернулись к дамам, они вели себя шумно и неучтиво и мололи всякий вздор; сейчас вы узнаете, мои милые, как дорого им стоила их опрометчивость!
Обалду вошел в комнату, уселся у фортепьяно, на котором аккомпанировала себе Анжелика, и стал фальшиво подпевать ей; он опрокинул кофе, принесенный лакеем, не к месту смеялся, говорил глупости и, наконец, уснул и оглушительно захрапел. Ну что за свинья! Однако и теперь, когда он валялся на розовом атласном диване, он по-прежнему казался Анжелике восхитительнейшим из смертных. Разумеется, это волшебная роза принца Обалду поразила Анжелику слепотой; впрочем, Анжелика не первая на свете приняла дурня за божество!
Перекориль, конечно, сел рядом со Спускунет, чье морщинистое лицо пленяло его все сильней и сильней. Он осыпал ее самыми неистовыми комплиментами. Подобный ангел еще не ступал по земле!.. Что? Старше его?.. А, пустяки!.. Он бы охотно на ней женился... Да-да, на ней и ни на ком другом...
То привычка, брат, плохая:
Ставить подпись, не читая.
Выйти за наследного принца! То-то ведь удача! И хитрая бестия тут же достала лист бумаги и написала на нем:
"Сим подтверждаю, что я, Перекориль, единственный сын короля Пафлагонии Сейвио, обязуюсь взять в жены прелестную и добродетельную Барбару Гризельду, графиню Спускунет, вдову усопшего Дженкинса Спускунета, эсквайра".
- Что вы там пишете, прелестная Спусси? - осведомился Перекориль; он сидел развалясь на софе возле письменного стола.
- Всего лишь приказ вам на подпись, милый принц, о выдаче одеял и угля для бедняков - на дворе-то мороз! Видите, их величества уже спят, но вашего милостивого распоряжения будет достаточно.
И вот Перекориль, который, как прекрасно знала Спускунет, был добрейшей души человек, мигом подписал эту бумагу; а когда она попала в карман к графине, вы и представить себе не в силах, до чего та возгордилась. Она сейчас не уступила бы дорогу даже королеве, - ведь она будет женой самого что ни на есть законного властителя Пафлагонии! Она теперь не станет разговаривать с Разворолем, - экая скотина, отнял корону у ее милого жениха! А когда подали свечи и графиня Спускунет помогла раздеться королеве и принцессе, она удалилась к себе, взяла лист бумаги и, в предвкушении того дня, когда станет королевой, принялась выводить: "Гризельда Пафлагонская", "Барбара Regina", "Гризельда Барбара Паф. Reg." и бог ее знает какие еще подписи.
Глава IX,
в которой Бетсинда подает грелку
А Бетсинда наша где?
Чует сердце: быть беде!
Когда маленькая Бетсинда вошла к Спускунет, чтобы закрутить ей волосы в папильотки, та была в столь добром расположении духа, что, как ни странно, принялась ее хвалить.
- Ты мило причесала меня нынче, Бетсинда, - сказала она. - Я, помнится, обещала тебе что-нибудь подарить. Вот тебе пять ши... нет, вот тебе хорошенькое колечко, я его нашла... я его когда-то носила. - И она отдала Бетсинде найденное ею во дворе кольцо. Девушке оно пришлось как раз впору.
- Ну в точности то, что носила принцесса, - сказала она.
- Какой вздор! - ответила графиня. - Оно у меня сто лет. Подоткни-ка мне получше одеяло. А теперь, поскольку ночь очень холодная (за окном и впрямь валил снег), можешь пойти к милому Перекорилю и, как положено доброй служанке, согреть грелкой его постель. Потом можешь распороть мое зеленое шелковое платье, подновить к утру мой чепец, заштопать дыру на моем шелковом чулке и тогда уже идти спать, Бетсинда. Да смотри не забудь подать мне в пять утра чашку чая!
- Пожалуй, сударыня, надо бы согреть грелкой постели обоих принцев, заметила Бетсинда. Но в ответ она только услышала:
- Хр-р... пуф-пуф! Рр-р... брр... паф! - Спускунет спала мертвым сном.
Надо вам сказать, что опочивальня ее сиятельства находилась рядом с королевской, а по соседству от родителей спала принцесса. И вот душечка Бетсинда пошла за углем на кухню и набила им королевскую грелку.
Она и всегда-то была доброй, веселой, обходительной и пригожей, девицей, а в тот вечер была в ней, должно быть, особая прелесть, ибо все женщины в людской принялись всячески бранить ее и шпынять. Ключница назвала ее спесивой нахалкой; старшая служанка спросила, как ей не стыдно ходить в бантах да локонах - срам, и только! А кухарка (во дворце держали и повара и кухарку) сказала своей помощнице, что никак она в толк не возьмет - ну чего в ней особого, в этой кукле! Зато мужчины, все до одного - кучер, лакей Джон, паж Побегуль и Мусью, камердинер понтийского принца, - как увидели ее, так вскочили с места и закричали:
- Лопни мои глаза! Что за
- О, господи! красотка
- О, небеса! эта
- О, ciel! О, небо! (франц.). Бетсинда!
- Руки прочь! Ваши дерзости неуместны, сброд вы этакий! - восклицает Бетсинда и уходит прочь со своей грелкой.
Поднимаясь по лестнице, она слышала, как принцы гоняют шары в бильярдной, и сперва согрела постель Перекориля, а потом направилась в спальню гостя.
Едва она покончила со своим делом, как в комнату вошел Обалду и при виде ее завопил:
- О! А! У! Ах, какая красо-о-у-тка! Ангел! Розанчик! Бутончик! Ну позволь мне быть твоим обал... душечкой!.. Убежим, убежим в пустыню! В жизни я не видел газели, чьи темно-синие очи так радовали бы мой взор. О богиня красоты, не отринь мое чистое сердце! Оно преданней того, что бьется в груди солдата! Будь моей подругой, повелительницей Понтии!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30