Один ты или с дамой, остановись перед рекламой, читай, не ленись, сегодня – бенефис!»
«Сегодня, в субботу, 18 июля 1913 года – граф Люксембург в волнах страстей! Дуэты из опереток!»
«В последний раз! Опасный жокейский трюк!»
«Чудо воздуха! Шедевр полетов! С новыми трюками исполняют г. г. Жорж и Антуан – Париж»
Такие же замечательные афиши украшали стены кабинета хозяина цирка. Здесь все было плюшевое и золотое. Висели гравюры из лошадиной жизни, у двери стоял манекен, одетый во фрак, и у резной ножки манекена – лакированные башмаки с «ушками». А рядом в углу – «шамбарьеры» и стэки разных сортов.
За столом сидел удивительно симпатичный, дородный господин лет сорока пяти и, мечтательно подняв к потолку глаза, ласково улыбаясь, изредка шевелил губами, будто повторял про себя чьи-то прекрасные строки.
Однако, если бы мы посмотрим на стол, то увидили бы руки господина. Господина директора цирка.
Его руки, вернее, пальцы – длинные, красивые с фантастической быстротой пересчитывали деньги. Пересчитывали так, как это мог сделать только профессиональный банковский кассир с тридцатилетним стажем.
Раздался стук в дверь. Хозяин цирка мгновенно сдернул с головы турецкую феску и прикрыл ею пачку денег. А затем, не изменяя выражения лица, повернулся и пророкотал:
– Антрэ!
В дверь просунулась чья-то испуганная усатая морда и прохрипела:
– Сергей Прокофьевич! К вам господин городской голова и господин полицмейстер идут-с!
– Очень мило с их стороны, – улыбнулся хозяин цирка и щелкнул пальцами.
Морда исчезла. Хозяин цирка приподнял феску, не торопясь снял с пачки несколько крупных бумажек и положил их в правый карман шелкового стеганого халата с кистями, а потом снял с пачки еще несколько бумажек и положил их в левый карман. Оставшуюся пачку он спрятал в ящик письменного стола и замкнул на ключ.
А феску снова надел на голову. И в эту секунду открылась дверь и в кабинет вошли городской голова и полицмейстер.
– Очень мило с вашей стороны, ваше превосходительство! И с вашей, ваше превосходительство! – хозяин цирка широко раскинул руки, встал навстречу важным гостям. – Прошу покорнейше, прошу покорнейше...
* * *
К «черной», служебной двери цирка подходили Васька-Жорж и Антуан-Фе-дя.
Слышно было, как оркестр настраивал свои инструменты.
На почтительном расстоянии от входа слонялись мальчишки, стараясь хоть краешком глаза проникнуть за таинственную дверь.
– Здрасьте, дяденька Жорж! – крикнули мальчишки.
– Привет, – ответил Вася и внимательно вгляделся в стайку мальчишек.
– Здеся я, здеся, – негромко проговорил мальчишеский голос за из спинами.
Вася и Федя обернулись и увидели своего приятеля. Он стоял у самой двери, в тени, и будто бы безразлично смотрел в сторону.
– Рыба пожарена хлеба я не достал куды ее девать? – спросил он без запятых.
– Подожди нас после представления на берегу. Там и поужинаем, – сказал Федя.
Мальчишка кивнул и повернулся к Васе.
– Проведите, дяденька Жорж.
Вася изобразил удивление и спросил:
– Куда?
– Не смешите меня, дяденька. Или вы не знаете!
– В цирк, что ли?
– А то вы не знаете!
– Ты же раз двадцать смотрел, – сказал Федя.
– Мне опять смерть как охота!
– Я пойду, – сказал Федя Васе. – Может быть, успею до представления у него хоть несколько рублей попросить.
Вася посмотрел на Федю, на мальчишку, и снова на Федю. Казалось, что в голове у него сейчас рождается какой-то план.
– Иди, – сказал он Феде. – Я мигом...
Федя ушел за кулисы, а Вася взял мальчишку за шиворот и отвел его в сторону. Приятели завистливо смотрели им вслед.
– Я вам завтра ставридки – мильен наловлю! А хочете во-от такенного краба? – и мальчишка развел руками на добрый метр.
– Да заткнись ты! Не нужен мне твой краб. Ты язык за зубами держать умеешь?
– Могила! – мрачно и твердо проговорил мальчишка.
– Ну так слушай, «могила»... Ты лошадь сможешь достать?
В кабинете хозяина шел приятный разговор.
– Ах, господа, артисты – это дети, – говорил хозяин, мягко улыбаясь и приветствуя гостей рюмочкой коньяка. – Милые, неразумные, требующие постоянного внимания и заботы. Каждый из них сохранил ребячью душу и, что иногда прискорбно, младенческое отношение к миру. Клянусь вам, господа, я несу этот крест исключительно из любви к искусству!
В дверь просунулась усатая морда.
– Сергей Прокофьич! На один моментик-с... – сладко прохрипела морда.
– Прошу прощения, господа, – улыбнулся хозяин цирка и вышел из кабинета.
* * *
В коридоре усатый громила одной рукой прижимал к стенке Федю и шептал хозяину:
– Скандал грозится устроить, гнида этакая!..
– Сергей Прокофьевич, ну хоть часть денег-то отдайте! Хоть сколько-нибудь! Мы же с Васькой с голоду дохнем!
– Тих-хо! – усатый поднес огромный кулак к носу Феди.
– Он правильно говорит «тихо», – ласково сказал хозяин. – Тихо. До конца сезона – ни копейки. Вон отсюда!
Хозяин цирка вернулся в кабинет, сел, как ни в чем ни бывало в кресло, и продолжил свой монолог:
– Поверьте мне, что сегодня управлять цирком с пользой для народа и просвещением для умов может только человек, обладающий мудростью Талейрана и нежным сердцем многодетной матери...
Их превосходительства молча выразили свое восхищение хозяину цирка, а одно из превосходительств правой рукой приподнял рюмку, левой же умильно приложил платок к глазам.
* * *
А потом их превосходительства сидели в ложе со своими чадами и домочадцами, аплодировали первому номеру – гротеск-наездницам на двух толстозадых битюгах, и все время незаметно, стараясь не привлечь внимания друг друга, пытались хоть краем глаза, хоть наощупь, определить количество денег, врученных каждому хозяином цирка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17