На фоне одного из них суетливый и словоохотливый фотограф распорядился выкопать яму.
Пока двое хмурых рабочих ковыряли лопатами землю, Каверина готовили к съемке. Его облачили в прорезиненный армейский комбинезон и военный бушлат, обильно заляпанный грязью. После этого миловидная девушка-гримерша принялась за его лицо. Володе приклеили недельную щетину, нарисовали синяки, кровоподтеки и темные круги под глазами. Физиономия получилась жутковатая, но фотограф, заправлявший всем на съемочной площадке, остался доволен.
— Хорошо, Юленька! — проблеял он на бегу. — Займись теперь абреками, киска…
Чуть поодаль, у микроавтобуса стояли пятеро мужчин — в зимних камуфляжных куртках, с зелеными повязками на головах и с автоматами в руках. Другая девушка приклеивала им черные усы и бороды. Возле ямы расставляли свою аппаратуру осветители, а фотограф беспрестанно метался от одной группы к другой и всех поторапливал.
Сверху, с высушенного апрельским солнышком пригорка, за всей этой суетой наблюдал подполковник Введенский. Вообще-то идея подготовить серию снимков о страданиях Каверина в плену у чеченских боевиков принадлежала ему, Введенскому. Он вполне резонно полагал, что публикация их в прессе добавила бы его подопечному немало голосов сердобольных старушек-избирательниц.
И, тем не менее, такая низкопробная фальсификация была Игорю Леонидовичу не по душе. Мышиная возня внизу была ему отвратительна, впрочем, лицо его оставалось абсолютно беспристрастным.
Фотограф тем временем начал выстраивать мизансцену — расставил бородачей с автоматами по периметру ямы и с подобострастием препроводил туда главного героя — Каверина. Кандидат в думское кресло с недовольным видом спустился в яму, но оказалось, что ее края едва достают ему до пояса. Этого, безусловно, было мало.
— Идиоты! — напустился на угрюмых землекопов фотограф. — Я же говорил: по грудь надо! Это что, по-вашему, — грудь? — он не глядя ткнул пальцем в сторону ворочавшегося в яме Каверина, оказалось — точнехонько в его оттопыренное мягкое место.
— Так это… Вода же там… — оправдывались рабочие. — Как он в воде-то?..
Яма действительно была подтоплена талой водой. У Каверина, обутого лишь в туфли и резиновые бахилы, стали замерзать ноги.
— Послушайте, как вас там!.. — раздраженно окликнул он фотографа. — Давайте скорее, я же здесь окоченею!
Тот сразу забыл о землекопах и кинулся к клиенту.
— Владимир Евгеньевич! — затараторил он, в отчаянии заламывая руки. — Так снимать невозможно! Понимаете, очень неудачный ракурс, да и общая композиция… Владимир Евгеньевич, вам надо опуститься ниже… А что если встать на колени?! — вдруг осенило его.
— Что?! — возмутился Каверин.
— Всего на одну минуту, Владимир Евгеньевич, на одну только минуточку! — взмолился фотограф.
Володя скривил разрисованное гримом лицо и нехотя согласился:
— Ладно, только быстро… И коньяку приготовьте!
Опершись руками о края ямы, Каверин опустился на колени. Фотограф метнулся к штативу, припал к камере и заверещал:
— Владимир Евгеньич, протез спрячьте вниз — вы же еще с рукой! И взгляд, пожалуйста, жестче и мужественней. Как у Брюса Уиллиса в «Твердом орешке». Вот так!.. Отлично!.. Абреки, больше жестокости! Дайте звериный оскал!.. Автоматы ближе!.. Так!
Один из бородачей с ухмылкой приставил к голове Каверина ствол автомата. «Узник», уставившись на него снизу вверх, сделал благородно-несгибаемое лицо. Одна за другой засверкали фотовспышки.
— Есть!.. Отлично! Снято! — радостно воскликнул фотограф.
Бородач тут же убрал автомат, протянул Каверину руку и вытащил его из ямы.
— Фу, замерз, черт, — раздраженно пробормотал «узник».
— Ничего, Владимир Евгеньевич, сейчас коньячку!.. — фотограф энергично замахал кому-то рукой и, извинившись, убежал.
Осветители принялись шустро сматывать шнуры и раскладывать аппаратуру по кофрам. Абреки, переговариваясь и отклеивая на ходу фальшивые бороды, направились к автобусу.
К Каверину подлетела девушка-гримерша с пластиковым стаканчиком коньяка. После того как Володя залпом проглотил коньяк, она стала снимать грим. Через четверть часа умытый и благоухающий Каверин поднялся к поджидавшему его у машины Введенскому.
— Чуть не околел, блин! — пожаловался Володя.
Игорь Леонидович сочувственно кивнул и протянул ему несколько листов машинописного текста.
— Владимир Евгеньевич, вот ваша героическая биография. Выучите, как «Отче наш».
Неспешно шагая к машине, Каверин рассеянно пробежал глазами по тексту.
— В принципе, это реальная история одного офицера-вэвэшника, — пояснил Игорь Леонидович. — В январе он попал в плен под Курчалоем, потом его расстреляли.
— Курчалой? — оживился Каверин. — Я там на свадьбе гулял. У меня друзья там.
— Никаких свадеб, — категорично покачал головой Введенский. — Вы там сидели в яме. Забудьте о друзьях. Не упоминайте название их тейпов. И вообще, без нужды не детализируйте.
— Нет, Леонидыч, ну так тоже нельзя, — слегка куражась, возразил Володя. — Что значит «забудьте»? Я за эти годы Чечню вдоль и поперек изъездил, у меня там полно товарищей среди о-очень уважаемых людей…
— Владимир Евгеньевич, нас не интересует реальность, — терпеливо разъяснил подполковник. — Если вы расскажете людям, чем занимались в действительности, вы не то что в Думу не попадете, вы на Колыму поедете. Но использовать ваш чеченский опыт в избирательной кампании мы обязаны.
Они подошли к машине, и Каверин уселся на заднее сиденье лимузина. Он то рассеянно смотрел на говорящего Введенского, то опускал глаза в текст своей новой биографии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56