Уходи. Оставь меня, и я буду спокойно жить своей жизнью. Но если ты все же предпочитаешь быть со мной, тогда впусти меня. И не начинай вдруг делать вид, будто речь только о том, чтобы выиграть это глупое пари.
Она тяжело дышала.
Джаспер, сжав губы, несколько мгновений смотрел на нее, затем встал, спустился на землю и подошел к ней. Кэтрин жалела, что он не надел сюртук и шляпу. В рубашке с подвернутыми рукавами и жилете он выглядел очень… мужественным и этим смущал ее.
– Все это было случайными зарисовками из жизни моей семьи, – проговорил он, пожимая плечами. – Тут не из-за чего переживать. Я думал, что они тебя позабавят. Нет, я думал, что они тронут тебя. Я думал, ты пожалеешь меня. Разве жалость – это не половина пути к любви? Я думал, ты…
Шлеп!
О Боже, она опять сделала это – той же рукой по той же щеке!
Джаспер закрыл глаза.
– А это больно, знаешь ли, – заметил он. – Ты, Кэтрин, забываешь, что я в невыгодном положении. Будучи джентльменом, я не могу дать тебе сдачи, правда?
– Ты ничего – ничего! – не знаешь о любви! – закричала Кэтрин. – Тебя любили и любят сейчас. Ты и сам любишь, хотя и не догадываешься об этом. Но ты закрываешься от всего этого, как только возникает угроза, что будут сломлены барьеры, много-много лет назад воздвигнутые тобой вокруг своего сердца, чтобы тебе не причинили боль, которая окажется настолько сильной, что ты не сможешь с нею жить. Но пойми, эти дни давно закончились.
На лице Джаспера играла слабая улыбка.
– Ты очаровательна, когда сердишься, – сказал он.
– Я не сержусь! – закричала Кэтрин. – Я в ярости! Любовь не игра.
Все та же полуулыбка, полуприкрытые глаза, в которых нет даже искры лукавства или веселья.
– Тогда что, если не игра? – тихо поинтересовался он.
– Это даже не чувство, – проговорила Кэтрин, – хотя чувства здесь присутствуют. И это, естественно, не счастье и ослепительный свет. И это не секс, хотя ты и утверждаешь обратное. Любовь – это крепкая связь с другим человеком либо через рождение, либо через что-то еще, что мне трудно объяснить. Часто сначала это только влечение. Но все гораздо глубже. Это стремление заботиться о другом человеке при любых обстоятельствах и желание, чтобы заботились о тебе в ответ. Это твердое решение сделать другого человека счастливым и стать счастливым самому. И это не всегда приносит счастье. Часто это приносит сильную боль, особенно когда любимый человек страдает, а ты бессилен помочь ему. Из этого состоит вся жизнь. Из открытости, доверия и ранимости. О, я знаю, что моя жизнь была легкой в том смысле, что в ней всегда присутствовала безусловная любовь. Я знаю, что не смогу полностью понять, что значит расти без любви. Но ты хочешь, чтобы последствия этого воспитания разрушили всю твою жизнь? Ты хочешь, чтобы твой отчим продолжал управлять тобой даже из могилы? Тебя любили, Джаспер, все, кроме, возможно, его. Все твои слуги и, думаю, все твои соседи всегда любили тебя. И твоя мать тоже. А Шарлотта просто обожает тебя. Все, я больше не хочу говорить, потому что просто не знаю, что сказать.
Его улыбка исказилась, один уголок рта задрался выше другого, и Кэтрин поняла, что им владеет сильное напряжение, что он, вероятно, не управляет мышцами лица. Вероятно, и две пощечины сыграли свою роль.
– Кэтрин, если бы я смог убедить тебя полюбить меня, – сказал Джаспер, – моя жизнь была бы совершенной. Я был бы счастлив до конца дней. Я…
– Опять это пари! – Кэтрин практически выплюнула эти слова. – Меня уже тошнит от него. Я больше в нем не участвую, ты понял? С ним покончено. Раз и навсегда. Любовь не игра, и я больше не намерена притворяться, будто это не так. Забудь о пари. Наши договоренности недействительны и утратили силу. Конец. Если хочешь и дальше заключать пари, возвращайся в Лондон к своим глупым приятелям, которые считают забавным ставить деньги на то, сможешь ты или нет убедить женщину, не сделавшую никому из вас ничего плохого, предаться с тобой разврату. И позволить, чтобы это произошло в публичном саду под деревом. Уезжай и не возвращайся. Скучать по тебе не буду.
Господи, откуда только взялись эти слова? Почему она опять вытащила на свет ту историю?
– Думаю, – тихо проговорил Джаспер, – с пари покончено. Я причинил тебе смертельную боль.
Это не было вопросом.
– Да, причинил, – подтвердила Кэтрин и разрыдалась.
– Кэтрин. – Джаспер взял ее за плечи.
Но Кэтрин решительно отказалась прижиматься к нему и плакать у него на груди. Вместо этого она уперлась кулачками в него. Горькие рыдания сотрясали ее тело. Ох, какой же дурой она себя чувствует! Откуда вдруг эта истерика? Все же произошло давным-давно. Это старая история.
– Как ты мог?! – сквозь всхлипы воскликнула она. – Как ты мог так поступить?! Что я тебе сделала?
– Ничего, – ответил Джаспер. – Мне нет оправдания, Кэтрин. Это было подлостью.
– И все джентльмены в клубе знали, – проговорила она.
– Да, знали многие, – согласился Джаспер.
– А теперь знают все, – простонала Кэтрин. – Зато так удобно обвинять во всем сэра Кларенса Форестера.
– Да, – произнес Джаспер, – удобно. Но виноват только я.
Кэтрин подняла к нему свое покрасневшее и отекшее лицо.
– Как ты мог так поступить с самим собой?! – тихо спросила она. – Неужели ты не уважаешь себя? Неужели тебе совсем чужда человеческая порядочность?
Джаспер сжал губы. Его пристальный взгляд – сейчас глаза были широко открыты – был устремлен на Кэтрин.
– Не знаю, – сказал он. – У меня никогда не было склонности к самоанализу.
– Ты намеренно не занимался самонаблюдением, – заявила Кэтрин. – Должно быть, в детстве чувства были для тебя невыносимы и ты просто отсек их.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94