Когда король сошел на берег, часы показывали полночь. Для шведской армии наступал ее последний день.
2
Как только лодки с королевскими носилками отчалили, Левенгаупт и Крейц почувствовали облегчение: заклания армии не будет. Они вернулись в лагерь и стали готовить выступление. Раздача казны на некоторое время отвлекла солдат от переправы. Но с рассветом на шведских аванпостах началась перестрелка. Худшие ожидания шведских генералов подтвердились: русские все-таки успели к Переволочне.Крейц посоветовал Левенгаупту отвести армию направо, ближе к Ворскле, а сам поехал на выстрелы. Один драгунский отряд несся карьером прямо на него; Крейц услышал, как солдаты бранят своего корнета за приказ об отступлении. Генерал остановил их, вернул на позиции и отогнал казаков. С пригорка он смог осмотреть всю русскую армию, уже построенную в боевой порядок. Меншиков привел к Переволочне Семеновский полк, посаженный на марше на коней, и кавалерию — всего около 9000 человек. Теперь семеновцы спешились и встали в центре, кавалерия расположилась по флангам. Левенгаупт в мемуарах уверяет, что корпус Меншикова казался огромным (он даже говорит о 30000 человек), но другие шведские источники не скрывают того факта, что русских было намного меньше , чем шведов. Крейц даже заметил, что русская кавалерия изнурена погоней: при спуске с откоса лошади казаков валились с ног от усталости.Шведы, как и опасался Левенгаупт, оказались почти в ловушке. Однако их положение не было безнадежным: между Ворсклой и шведским лагерем не было никаких русских войск, а под началом Левенгаупта находилось не менее 13000 человек. Атакой на правый фланг Меншикова, где у русских не было артиллерии, можно было попытаться проложить себе дорогу к переправе в Кишенках.Правда, выполнению этого плана мешало одно существенное препятствие — шведы перестали слушаться приказов главнокомандующего. «У своих знамен оставалось не более половины нижних чинов и офицеров, — пишет Левенгаупт, — прочие были на берегу Днепра, пробуя переправиться вплавь или на негодных плотах, и большая часть бывших здесь не слушали команды или были в таком отупении, что сами не знали, что будут делать». Появились первые перебежчики к русским — группы от 5 до 20 человек.Левенгаупт рассказывает, что он закричал драгунам Мейерфельда, чтобы те садились на коней, но «ни единый человек не говорил ни слова, они только смотрели на меня так, словно я рехнулся». Он спросил, где офицеры полка, — ответом был тот же молчаливый пристальный взгляд. Впрочем, не исключено, что вид у Левенгаупта и в самом деле был не совсем обычный: полтавская атака и мрачные предчувствия должны были оставить на нем свою печать.Все же паника не была всеобщей. Дворянский полк Рамсверда рано утром уже был готов к бою, как и полк Веннерстедта; драгуны Альбедиля лежали на траве рядом с оседланными лошадьми и читали молитвенники — картина, совсем не похожая на панику. Даже если «под знаменами», как говорит Левенгаупт, находилась лишь половина армии (6-7 полков), то все равно шведы могли с успехом противостоять отряду Меншикова. Эпизод с драгунами, развернутыми Крейцем, показывает, что шведов можно было вести в бой, а превосходство шведской кавалерии над русской не оспаривается никем из военных авторитетов. Решающую роль в катастрофе под Переволочной сыграло все-таки поведение самого Левенгаупта.Чтобы выиграть время, к Меншикову выслали парламентеров: сначала прусского военного агента Зильтмана, а затем Крейца с несколькими офицерами. Они просили Меншикова заключить перемирие до новых указаний от царя. Но Меншиков оба раза ответил, что таковые указания у него уже есть и они весьма определенны: предложить шведам капитуляцию на хороших условиях, а в случае отказа — всех перебить. Крейцу Меншиков гарантировал при капитуляции сохранность имущества солдат и офицеров и дал шведам час на размышление.Левенгаупт созвал командиров полков и предложил им ответить на два вопроса: что они думают об условиях Меншикова и могут ли они поручиться за своих солдат?— Вы сами, конечно, знаете, — сказал Левенгаупт, — что его величество не мог дать других приказаний, кроме как защищаться, покуда возможно, и поэтому мне прежде надо знать, что вы, ваши офицеры и нижние чины намерены делать, раньше чем я скажу вам, что намерен делать я.Таким образом Левенгаупт умышленно исказил истину, умолчав о прямом распоряжении Карла идти к Очакову. Понять его слова можно было так, что король приказал биться до последнего, без надежды на спасение.Офицеры выразили личную преданность королю, но в отношении своих солдат высказали разноречивые мнения: одни говорили, что солдаты «ружья свои положат, коль скоро завидят идущего на нас неприятеля»; другие, не подвергая сомнению верность солдат, жаловались на отсутствие патронов; третьи заверяли в готовности своих подчиненных умереть за короля. Выслушав их, Левенгаупт недовольно заявил:— Господа, вы хотите в столь трудном деле взвалить всю тяжесть ответственности мне на плечи. Для меня одного она слишком велика. Нет, этого не будет; я еще готов рискнуть моей седой головой, но лишь если вы с вашими людьми готовы на то же.Вслед за тем он отдал распоряжение, совершенно скандальное с точки зрения армейской дисциплины и, пожалуй, единственное в своем роде в военной истории: пойти к солдатам и выяснить у них, желают ли они защищаться или предпочитают сдаться в плен. Впоследствии Левенгаупт оправдывался тем, что не хотел «вести несчастных на убой» и брать на себя ответственность за «тщеславную лихость» сторонников решительных действий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114