Мазепа задал в его честь большой пир. Когда и царь, и остальные, по обыкновению, крепко выпили, Меншиков громко сказал Мазепе, кивнув на старшин:— Гетман Иван Степаныч! Пора теперь приниматься за этих врагов.Мазепа ответил также громко:— Не пора!— Не может быть лучшей поры, — настаивал Ментиков, — когда здесь сам царское величество с главною своею армией.— Опасно будет, — отвечал Мазепа, — не кончив одной войны с неприятелем, начинать другую, внутреннюю.— Их ли, врагов, опасаться и щадить, — шумел Меншиков, — какая в них польза царскому величеству? Ты прямо верен государю, но надобно тебе знамение этой верности явить и память по себе в вечные роды оставить, чтоб и будущие государи знали и имя твое ублажали, что один такой был верный гетман Иван Степанович Мазепа, который такую пользу государству Российскому учинил.После этих слов царь поднялся и пресек разговор. Мазепа отвел старшин и полковников в соседнюю комнату и сказал:— Слышали все? Вот всегда мне эту песню поют, и на Москве, и на всяком месте; не допусти им только, Боже, исполнить то, что думают.Между полковниками начался сильный ропот. Видимо, после этого разговора и проснулась измена в «славном, его царского величества, Войске Запорожском».Однако сам гетман лично еще не был задет, а это для него было главное. Но вот та же искусительница, княгиня Дольская, шлет ему новое письмо, в котором приводит слова, сказанные генералом Ренном в разговоре с Шереметевым: «Князь Александр Данилович Меншиков яму под ним [Мазепой] роет и хочет, отставя его, сам быть гетманом в Украине». Дольская попала в больное место. Мазепа и сам с некоторых пор подозревал, что Меншиков метит на его место. Гетману было над чем призадуматься. Влияние Меншикова на царя было огромным, в этом с ним могли соперничать, пожалуй, только двое людей: Лефорт и Екатерина I. Петр называл его «мой милый друг», «мой брат» и даже «дитя моего сердца». Из русских вельмож один Данилыч подписывался под письмами царю без непременного «раба». У Мазепы были веские причины полагать, что царь не откажет своему любимцу в такой «мелочи», как малороссийское гетманство.— Свободи меня, Господи, от его господства, — сказал Иван Степанович после чтения письма Дольской и продиктовал свой ответ с благодарностью за приязнь и предостережение.С приближением шведов к русским границам на Украину помчались царские начальные люди с приказом строить укрепления, слать в Смоленск обозы с продовольствием, набирать рекрутов. Полковники беспрестанно приходили к гетману с жалобами: приставы у крепостного строения казаков палками по головам бьют, уши шпагами отсекают; казаки, оставив свои дома, сенокосы и жнитво, терпят на службе царской зной и всякие лишения, а там москали дома их грабят, разбирают и палят, жен и дочерей насилуют, коней и скотину и всякие пожитки забирают, старшин бьют смертными побоями. Громче всех раздавались голоса двух полковников — миргородского Апостола и прилуцкого Горленко:— Очи всех на тя уповают, не дай, Боже, над тобою смерти! Тогда мы останемся в такой неволе, что и куры нас загребут.В это время, как нарочно, явился иезуит Заленский с прямым предложением Станислава перейти на сторону непобедимого короля шведского. Но гетман, искусная и ношеная птица , все еще старался усидеть на трех стульях, угодив и Петру, и Карлу, и своим полковникам.— Верность мою к царскому величеству буду продолжать до тех пор, пока не увижу, с какою потенцией Станислав к границам украинским придет и какие будут прогрессы шведских войск в государстве Московском, и если не в силах будем защищать Украину и себя, то зачем же сами в погибель полезем и отчизну погубим? — делился он своими мыслями с Орликом.Станиславу Мазепа отписал, что никаких дел начинать не может по следующим причинам: 1) Киев и другие крепости в Украине осажены великими гарнизонами, под которыми казаки, как перепела под ястребами, не могут голов поднять. 2) Все силы царя уже сосредоточены в Польше, недалеко от Украины. 3) В Украине начальные и подначальные, духовные и мирские, как разные колеса, не в единомышленном находятся согласии: одним хорошо в протекции московской, другие склонны к протекции турецкой, третьи любят побратимство татарское, по природной к полякам антипатии. 4) Он, Мазепа, имеет постоянно подле себя несколько тысяч регулярного великороссийского войска, которое бодрым оком смотрит на все его поступки. 5) Республика польская сама раздвоена еще. Мазепа обещал только не вредить ни в чем интересам Станислава и шведским войскам.Свое спасение Мазепа видел в хитрости, тайне, выжидании. Суть его ответов полковникам и полякам сводилась к одному: еще не пора. А на вопросы наседавших на него старшин: когда же пора? — он сердито отвечал:— Зачем вам об этом прежде времени знать? Положитесь на мою совесть и на мой подлый разумишко, не бойтесь, он вас не сведет с хорошей дороги. У меня одного, по милости Божией, больше разума, чем у вас всех.Если его уж очень допекали, гетман грозил:— Черт вас побери! Я, взявши Орлика, поеду ко двору царского величества, а вы хоть пропадайте.Старшины хмуро умолкали, но затем все начиналось сначала.Мазепа рассчитывал, что, Бог даст, грозу пронесет, все дело решится под Смоленском или Москвой, а Украина останется в стороне, никому не досадив, и ему не нужно будет решаться на крайний, страшный шаг. Мазепа видел, что Петр еще не мертвый лев, что со времени Нарвы русские научились бить шведов и что, несмотря на непобедимость Карла, предугадать исход борьбы невозможно. Вот почему, когда к гетману пришла весть, что Карл от Смоленска повернул на Украину, он воскликнул:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114