Могу ли я после этого принять его посланца и о чем-то с ним говорить?" Почти то же он сказал и о русском: "Когда царь Александр зависел от меня, он был со мной ох как дружен. Да, я вел с ним войны, но политические, не личные... Короче, я не желаю видеть и русского комиссара!"
Сегодня император добился для меня разрешения осмотреть наше будущее жилище. Я отправился туда в сопровождении английского офицера. Мы долго ехали по дороге, ведущей вверх по скале. Восемь километров пути привели к нашему плато. Мой спутник не без удовольствия рассказал, что эта скала, нависшая над морем, считается самым гиблым местом: всегда окутана туманом, всегда - в дожде...
Наконец приехали. Я увидел жалкие каучуковые деревья на пустом плато и маленькое уродливое строение.
- Это и есть Лонгвуд. Ваше теперешнее Тюильри! - расхохотался англичанин.
Я осмотрел жалкий дом, состоявший из дурно окрашенных небольших каморок, сильно пахнущих навозом.
- В течение полсотни лет этот Лонгвуд использовался как скотный двор. Только в последние годы здесь настелили доски поверх экскрементов, и мы его превратили в жилой дом. Однажды здесь даже была летняя резиденция вице-губернатора. Так что будете обитать в вице-губернаторском дворце и одновременно... на бывшем скотом дворе!
И мерзавец вновь расхохотался. Отсюда открывалась нерадостная панорама: всюду были видны несущие службу часовые.
Прощаясь, англичанин сказал:
- Надеюсь, вы повеселите вашего повелителя и правдиво опишете его будущее Тюильри.
Кстати, когда я вернулся и все рассказал, император и в самом деле очень весело улыбнулся.
Император обнаружил метрах в ста за коттеджем Балькомбов родник под тремя ивами. Он долго стоял над ним, потом сказал:
- На этом месте я хотел бы быть похороненным. - Помолчал, будто к чему-то прислушиваясь, и добавил: - И буду.
Сегодня около родника император вновь заговорил о смерти:
- У меня проблемы с желудком, частые колики... От рака умер мой отец... Но я скорее всего умру не от рака, меня... отравят англичане.
И, не дожидаясь моих возражений, завел разговор о Бэтси:
- На самом деле, мне с ней просто весело. Я смеюсь вместе с ней. Раньше, когда я правил народами, у меня не было чувства юмора. Власть не должна быть смешной. Но теперь... Однако все это надо заканчивать и побыстрее переезжать на "сухую гильотину", каковой, как я понял, станет для нас Лонгвуд. - Он сидел на поваленном дереве и чертил палкой на песке. Двадцать лет я боролся с англичанами... Я уже побеждал при Ватерлоо, но... Но если бы даже я выиграл, я все равно не победил бы. Я не мог бороться со всей Европой... Я мечтал, чтобы Франция правила целым светом. Но во время Ста дней понял: для этого у нее уже нет необходимого населения. Моя армия лежит на полях Европы, в Африке и в России... Мои ворчуны-гвардейцы остались в грязной жиже на поле Ватерлоо...
Вот почему он отказался сопротивляться тогда, в Париже, когда толпы шли мимо его дворца. "Нет необходимого населения". Его вечное соревнование с Александром Македонским... А меньше целого света он не хотел.
- Я рассказывал вам, как искал смерти на полях сражений, а судьба все время отказывала мне. И я задавал себе вопрос: почему? И понял: я остался жить, чтобы победить их... Возблагодарим же глупцов за все унижения, которым они меня подвергли... и еще, увидите, подвергнут. Ибо теперь все, что мы с вами запишем, будет читаться как житие мученика. Каждое слово, записанное вами, приобретет в будущем великую цену, ибо будет оплачено моим страданием... Да, двадцать лет я боролся с англичанами. И только теперь смогу их победить! Увидите, мое мученичество вернет корону моему сыну... Я прочел всё, что вы записали. Но теперь нам следует еще раз всё переписать с самого начала. Начнем, как только переедем в Лонгвуд.
Вчера простились с гостеприимным бунгало. Наш путь лежал на скалу. И в первый же день возобновилась наша диктовка.
Мы живем на скале, окруженные вечным мокрым туманом. В каморке, именуемой "кабинетом императора", проводим по четырнадцать часов в сутки. Император заново рассказывает всё, что я записал на корабле. Но теперь он диктует мне совсем другую историю. Это жизнь великого и справедливого полководца, который, оказывается, никогда ни на кого не нападал. Нападали на него, потому что он был законный сын Революции. Оказывается, он всегда уважал и свободу творчества, и либеральные идеи. И нес (правда, на штыках) великие идеи свободы и равенства в феодальную Европу... "Я сеял семена свободы повсюду, где внедрялся мой Кодекс. Я боролся за равенство, мечтал установить всеобщую свободу совести и дать благо образования всем классам..." Но, когда на него нападали, его военный гений был беспощаден. По мановению его руки рушились величайшие державы. Его завоевания могли сравниться разве что с победами Александра Македонского.
Однако эти завоевания, оказывается, должны были осуществить великую мечту просвещенных философов - создать единую Европу. "Я хотел создать единый европейский свод законов и сделать Европу одной нацией. Соединенные Штаты Европы - вот моя мечта..." (Правда, во главе с Францией.) Что же касается крови сотен тысяч солдат, лежащих в земле Европы, Азии и Африки, то это вина тех, кто вынуждал его обнажать меч. "Впрочем, - тяжкий вздох, какие великие дела делались без крови?"
Два десятка жалких комнатушек - здесь мы живем. Я с сыном - в угловой комнате на втором этаже, вместе со слугами. Крыша протекает, сын нездоров.
Первое предвидение императора быстро сбылось. На остров приехал новый губернатор, сменивший Кокберна, - генерал-лейтенант сэр Гудсон Лоу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93