.. Изменил мне и Бернадот. Если бы он был со мной, я мог бы пойти одновременно на Москву и Петербург, и обе столицы должны были пасть. Но у меня не было Бернадота, более того, уже вскоре я знал: он с моими врагами!
Итак, с юга и с севера царю теперь ничего не грозило. Оставался только запад, откуда шел я... Будто в последний раз судьба предупреждала меня... Но я был уверен в себе, ибо план казался ясен и легко выполним: разбить царя в двух-трех сражениях, как я бил его прежде, отвоевать у него Польшу и территорию до Смоленска... и можно будет подписать, как всегда, быстрый и почетный мир "на барабане". Если царь заупрямится - перезимовать в Вильно. Да, это будет нелегко для населения, но как говаривал великий Фридрих: "Я не могу носить свою армию в мешке, она должна что-то есть". Если же и на следующий год царь не заключит мир на моих условиях, то я дойду до центра России. И останусь там, пока Александр не смягчится или его, как водится здесь, не убьют.
Но за Неманом меня ждал некий невиданный казус: я не мог разбить русских, потому что никак не мог их отыскать. Впереди был только запах горящих деревень, а сзади преследовал другой - страшный трупный запах от павших лошадей, которые сотнями дохли от бескормицы и нестерпимой жары... И вскоре стало понятно: русские решили изнурить мою армию трусливым отступлением по нищей местности, избегая вступать в генеральное сражение. Отступая, они увозили и население, и все припасы. Они не оставляли ни лошади, ни коровы, ни барана, ни жалкой курицы... Только полуобгоревшие избы. Мне передали слова царя, отступавшего вместе с армией: "Если императору так хочется, я доведу его до Урала... если он прежде не умрет с голода". Тактика варваров!
К счастью, из перехваченной переписки Жозефа де Местра (посланника сардинского короля при русском дворе*) я узнал, что план этот, вызвавший тогда насмешливое изумление в Европе, уже начали осуждать и при дворе русского царя, и в обществе. Командующего обвиняли в трусости, даже в предательстве. Как писал де Местр: "Любимец царя маркиз Паулуччи сказал командующему русской армией генералу де Толли: "Из одного только чувства чести вы должны или подать в отставку, или переменить трусливый план. А того, кто вам его посоветовал, надо отправить в сумасшедший дом, а еще лучше - на виселицу!"
Но все продолжалось... Я по-прежнему не видел противника, и по-прежнему впереди были однообразная степь и обгоревшие избы.
Наконец, мы настигли русских у Смоленска... После трехдневного сражения они отступили, оставив нам опустошенный город. Утром я осмотрел крепостные стены, построенные русским царем Борисом Годуновым. Оглядывая со стены через подзорную трубу пустую равнину, я понял: русская армия опять ускользнула, исчезла, как призрак.
Я отправил в Париж победный бюллетень: Россия низведена до границ древних владений московских царей! Но я уже подсчитал истинные - и печальные! - итоги: пройдя без сражений от Немана до Двины, я потерял сто пятьдесят тысяч человек и множество лошадей. Бескормица, болезни, дезертиры... И я решился. В Смоленске я отпустил взятого в плен русского генерала. Я просил его сказать царю, что самое мое большое желание - это мир. "Но передайте царю - пусть поспешит. Иначе мне придется взять Москву. Столица, занятая противником, похожа на непотребную девку... я не смогу уберечь ее от разрушения". И еще я просил передать искренний совет "моему брату, русскому царю": покинуть армию и как можно скорее. "Я все время недоумеваю: что он делает в армии? Я - другое дело, это мое ремесло, сказал я генералу. И объяснил свою заботу: - Я хочу воевать с сильным врагом". Так я подчеркнул, что хочу воевать по рыцарским правилам. И что моя война так непохожа на варварскую войну без правил, которую ведет царь, заставляя меня идти по опустошенной земле...
В Смоленске у меня был выбор: прервать кампанию (как я и предполагал раньше) и остановиться в этом сожженном городе - обустроить его, доставить сюда продовольствие. Я даже сказал Коленкуру: "Мы отдохнем здесь, укрепим свои позиции, я пополню армию польскими казаками, и посмотрим, каково будет Александру!" Можно было даже отойти назад и перезимовать в Вильно, выписать из Парижа "Комеди" и с удобствами перезимовать. А потом, объявив Польшу независимым государством, опять же призвать в армию благодарных, привычных к голоду и здешнему климату поляков... Я всегда говорил, что идти дальше Смоленска - самоубийство.
Император помолчал, потом продолжил:
- Почему я все-таки пошел? Я торопился закончить кампанию, ибо Париж как женщина, его нельзя надолго оставлять... Но главное, - сказал он с какой-то странной болью, - близость Москвы. Она пьянила. Занять Москву, а оттуда повернуть на юг - в Индию. Ведь если русский царь решит заключить мир, этого уже никогда не будет. Надо спешить, пока он не предложил мира... И я сказал маршалам: "Не пройдет и месяца, как я буду в Москве. Поверьте, сражение не за горами, без него они не посмеют отдать столицу. И мы разобьем их! И через шесть недель получим мир. Впереди - слава!" И я был прав: генеральное сражение было не за горами. Мы продолжали перехватывать письма де Местра и узнали, что в Петербурге теперь "самое модное - ругать Барклая де Толли за его отступление". И я сказал маршалам: "Я давно этого ждал. Когда нация унижена, она всегда находит козла отпущения..."
И вот уже советовавшие отступать прогнаны царем. Де Местр написал своему королю, что он счастлив, ибо главнокомандующим собираются сделать фельдмаршала Кутузова... Они оба были членами масонской ложи, и оттого Кутузов был близок сердцу хитрого пьемонтца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93