Человек другой крайности, как только нужда даст ему
перевести дух, станет любою ценою отыскивать развлечений и
общества, легко удовлетворяясь и избегая пуще всего самого
себя. В одиночестве, где каждый предоставлен самому себе, такой
человек видит свое внутреннее содержание; глупца в роскошной
мантии подавляет его жалкая пустота, тогда как высокий ум
оживляет и населяет своими мыслями самую невзрачную обстановку.
Сенека правильно заметил: "всякая глупость страдает от своей
скуки" (Ер. 9) ; не менее прав Иисус, сын Сираха: "жизнь глупца
хуже смерти". Можно сказать, что человек общителен в той мере,
в какой он духовно несостоятелен и вообще пошл; ведь в мире
только и можно выбирать между одиночеством и пошлостью. Негры
-- самый общительный, но также и самый отсталый в умственном
отношении народ; по известиям французских газет из Северной
Америки негры -- свободные вперемежку с рабами -- в огромном
числе набиваются в теснейшие помещения; они -- видите ли -- не
могут достаточно налюбоваться своими черными лицами с
приплюснутыми носами.
Сообразно с тем, что мозг является паразитом, пенсионером
всего организма, -- добытые человеком часы досуга, предоставляя
ему возможность наслаждаться своим сознанием и
индивидуальностью, -- является плодом, венцом его
существования, которое в остальном заполнено заботами и трудом.
Чем же заполняет большинство это свободное время? Скукой,
очумелостью, если нет чувственных удовольствий, или какой-либо
ерунды под руками. Способ использования досуга показывает, до
какой степени досуг иной раз обесценивается; по словам Ариосто
он часто является ничем иным, как "бездействием невежды".
Средний человек озабочен тем, как бы ему убить время; человек
же талантливый стремится его использовать.
Ограниченные люди потому так сильно подвержены скуке, что
их разум является не более, как посредником в передаче мотивов
воле. Если в данный момент нет под рукою внешних мотивов, то
воля спокойна, и ум -- в праздном состоянии: ведь как ум, так и
воля не могут действовать по собственному импульсу. В
результате -- ужасающий застой всех сил человека, -- скука. С
целью ее прогнать, воле подсовывают мелкие, случайно, наугад
выхваченные мотивы, желая ими возбудить волю и тем привести в
действие воспринимающий их разум. Такие мотивы относятся к
реальным, естественным мотивам так же, как бумажные деньги к
звонкой монете: ценность их произвольна, условна. Таким мотивом
является игра, -- в частности -- игра в карты, изобретенные
именно с этой целью. Если нет игр, ограниченный человек берется
за первую попавшуюся чепуху. Между прочим, сигара может
послужить хорошим суррогатом мысли.
Вот почему во всем свете карточная игра сделалась главным
занятием любого общества; она -- мерило его ценности, явное
обнаружение умственного банкротства. Не будучи в состоянии
обмениваться мыслями, люди перебрасываются картами, стараясь
отнять у партнера несколько золотых. Поистине жалкий род!
Чтобы не быть пристрастным, я не скрою того, что можно
привести в извинение карточной игры: многие видят в ней
подготовку к светской и деловой жизни, поскольку она научает
разумно использовать созданные случаем неизменяемые
обстоятельства (карты), с целью извлечь из них возможно больше.
Имея в виду эту цель, человек развивает в себе "выдержку",
учась при скверной игре сохранять веселый вид. Но с другой
стороны именно этим карты оказывают развращающее влияние. Ведь
суть игры в том, чтобы любым способом, какими угодно хитростями
заполучить то, что принадлежит другому. Привычка действовать
таким образом в игре постепенно укореняется и переходит в
жизнь, так что в конце концов человек проводит этот принцип и в
вопросах собственности: он готов считать дозволенным всякое
имеющееся в его руках средство, если только оно не запрещено
законом. Примеры тому доставляет ежедневно обыденная жизнь.
Если, как сказано выше, досуг является, так сказать,
венцом человеческого существования, так как только он делает
его полным обладателем своего "я", то счастливы те, кто при
этом находят в себе нечто ценное; в большинстве же в часы
досуга обнаруживается ни на что неспособный субъект, отчаянно
скучающий и тяготящийся самим собою. Посему -- "возрадуемся,
братья, что мы дети не рабыни, а свободной" (Поcл. к Гал. IV,
31).
Как счастливейшая страна та, которая нуждается лишь в
малом ввозе, или совсем в нем не нуждается, -- так и из людей
счастлив будет тот, в ком много внутренних сокровищ, и кто для
развлечения требует извне лишь немного или ничего. Подобный
"импорт" обходится дорого, порабощая нас, опасен, причиняет
часто неприятности, и все же является лишь скверной заменой
продуктов собственных недр. Ведь от других, вообще извне,
нельзя ни в каком отношении ожидать многого. Границы того, что
один может дать другому, -- очень тесны; в конце концов человек
всегда останется один, и тут-то и важно, кто остался один.
Здесь применимы слова Гете, которым он придавал общий смысл:
"всякий в конце концов оказывается предоставленным самому себе"
и Оливера Гольдсмита: "предоставленные самими себе, мы
вынуждены сами ковать и искать свое счастье" (The Traveller V,
431 и сл.).
Самым ценным и существенным должна быть для каждого его
личность. Чем полнее это достигнуто, а следовательно -- чем
больше источников наслаждения откроет в себе человек, -- тем
счастливее будет он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11