Появившийся невесть откуда высокий бугор нарытого песку выглядел последней надеждой, до деревни оставалось метров сто. Гай круто развернул машину у основания бугра, чтобы боком ткнуться к отлогому скату и там увязнуть. Самолет вскинул хвост, вздыбился на крыло и закувыркался в сторону на манер циркового акробата, когда тот колесом выкатывается на арену. Таким образом Гай и доколесил до недостроенного коровника, насмерть перепугав работавших там женщин. Истребитель встал на ребро и привалился к стене таким образом, что фонарь кабины оказался во внутреннем пространстве треугольника, образованного поверхностью земли, стеной и стоящим на обломке крыла самолетом.
Минуту Гай соображал, жив ли. Затем принялся с великой предосторожностью – как бы не сработала катапульта от сотрясения предохранительных устройств – выбираться из кабины. Остекленная крышка подалась удивительно легко. Отбросив ее, он вспомнил, что крышка связана с предохранительной чекой катапульты. Но уж везет так везет: чека лишь слегка вышла из гнезда. Гай расстегнул ремни и предстал перед колхозницами.
– Здравствуйте, – сказал он, держа руку на затылке…
Прикатив на «рафике» к коровнику, Лютров застал там две пожарные машины и «скорую помощь». Гай стоял возле истребителя с таким видом, словно делал ему выговор за скверное поведение.
– Гай!
– Видел мои кульбиты, Леша?
– Как самочувствие?
– Посмотри на мой затылок: волосы на месте?
– Все на месте.
– А почему кожа лезет на лоб?
Стоявшая рядом девушка-врач отталкивала Лютрова и чуть не со слезами просила:
– Едемте со мной! Сейчас же в машину! Как вы не понимаете!..
– Я же целый, голубушка. Даже волосы на месте.
– Ничего вы не понимаете!
Она усадила-таки его в белую «Волгу» и укатила.
Через полчаса Лютрова отыскал диспетчер. Звонила жена Гая.
Он шел к телефону и удивлялся: кому пришло в голову трезвонить об аварии?
– Кто это? Лютров? Леша, что у вас произошло? Что с Донатом?
– Ничего особенного, с ним все в порядке.
– Говори правду.
– Я только что разговаривал с ним.
– Где он?
– В клинике. Через час-полтора, наверное, будет на работе.
– Он разбился?
– Даже не ушибся. Так мне показалось.
– А почему в клинике?
– Ты же знаешь врачей.
– Как туда позвонить?
– Зачем?
– Леша!
– Честное слово, он…
– Лешенька, милый, я люблю тебя, дай мне телефон клиники!
Гая все-таки положили в госпиталь на внеочередное обследование. Домой он попал лишь через неделю. В первый же вечер Лютров заехал к нему.
Его встретила неправдоподобно похудевшая жена Гая.
– Решила сохранять фигуру, а?
– Издеваешься?
– Ну зачем же так? Гай дома?
– Дома твой Гай. Сумасшедшие вы люди. И профессия у вас безумная…
И ткнулась в плечо Лютрова, будто ждала его, чтобы выплакаться.
Он взял в ладони ее голову, посмотрел в заплаканные глаза.
– Если бы одна очень красивая девушка хоть чуточку была похожа на тебя, я был бы счастлив, – прошептал он ей на ухо.
Растерянно поглядев на него, она улыбнулась сквозь слезы и ткнулась в его подбородок мокрыми губами.
– Погоди, не входи, – она старательно вытирала лицо воротником халата.
Гай был обрадован приходу Лютрова так, как если бы кто-то третий согласился взять на себя часть его несчастий. Он усадил его напротив себя, попросил жену принести «что любит Леша» и принялся жаловаться.
– Ты заметил, – он кивнул в сторону жены, – на базе у меня авария, а дома – катастрофа, жена решила ходить худой и растрепанной, даже если ко мне приходят лучшие друзья.
Говоря это, он опасливо косился на жену, пока та ставила перед ним початую бутылку марочного коньяка и маслины в глубокой хрустальной вазочке. На полированную поверхность столика скатилась слеза.
– Лена, – измученным голосом сказал Гай. – Нельзя же все время… При Леше… Что он подумает?
Она присела рядом, отчаянно пытаясь не разрыдаться, слизывая слезы с верхней губы и пристально оглядывая мужчин.
– Ничего он не подумает, он любит меня, правда, Леша? Вот. Мне просто жаль вас, Потому и реву с самого утра. И совсем не оттого, что вы можете разбиться, нет. Я столько раз воображала все это, что наперед знаю… как будет. Просто мне страшно подумать, что все… случится раньше, чем жизнь наделит вас… тем, ради чего и живут на этой сумасшедшей земле. Пусть я останусь одна, пусть! Но я хочу быть уверена, что ты никогда не сокрушался о моей бабьей бесталанности, никогда не жалел о прожитом рядом со мной времени…
Помимо праздности в общественном ее смысле, той, что именуется тунеядством, есть томительная праздность духа, безделье чувств, ленивая пустота сердца.
Чувствуя в себе это тягостное состояние, Лютров избегал надолго оставаться сам с собой, и, когда прерывалось очередное «великое сидение» в КБ, работа на тренажере, он охотно отправлялся в самые неинтересные в продолжительные командировки, летал со служебными пассажирами, дважды с Главным на завод, где собирали предсерийный вариант С-441. И когда после долгого отсутствия возвращался домой, квартира уже не казалась ему такой надоевшей, как до отъезда, и он с удовольствием заводил остановившиеся часы на стене. Иногда Витюлька Извольский приглашал его «на природу», как он это называл. Лютров видел его с приятелями-холостяками в обществе ярко-рыжих полнокровных девиц с громкими голосами и ленивыми походками, но, видимо, слишком свежа еще была память о Валерии, не угасла надежда на ее звонок, чтобы соглашаться на такие поездки. Он не мог представить себя в компании друзей Извольского в то время, когда девушка из Перекатов набирает номер его телефона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95