Интендант привел своего господина в скромное заведение, вывеска которого гласила – «У чернильницы». Никому не пришло бы в голову искать в этой дешевой гостинице блистательного Филипп Мантуанского, принца Гонэага, и его преданнейшего слугу, сэра де Пейроля.
К вечеру они уже вполне обустроились в своих трех комнатах и наняли одного-единственного лакея. Теперь оставалось ждать прибытия цыган с медведем, паломников и бродячих фокусников, дабы расселить их в различных кварталах – соответственно нынешнему общественному положению, но с учетом того, где они смогут принести наибольшую пользу общему делу.
Если подвести итоги, то принц и его фактотум располагали целой армией: помимо старых приспешников – шестерых дворян – у них был заключен договор с Бланкроше и Добри, равно как и с Готье Жандри и Грюэлем по прозвищу Кит. У каждого из этих головорезов были свои подручные, так что Лагардеру противостояло теперь около тридцати человек – людей без совести и чести, но одновременно решительных и дерзких рубак. Анри же мог рассчитывать только на Шаверни, Навая, двух мастеров, Антонио Лаго и юнца Берришона.
Правда, сам он был в состоянии справиться в одиночку со всеми своим многочисленными врагами – однако никто не ведал, где его искать, а потому маленький отряд, оставшийся без предводителя, подвергался большой опасности. Друзей Лагардера, не исключая даже и Шаверни, легко было заманить в ловушку и расправиться с ними втихомолку, не привлекая внимания остальных.
Кокардас и Паспуаль вкупе с малышом Берришоном действовали так, словно жаждали исполнить самые заветные желания Гонзага и его присных. У Монмартрских ворот их готовился встретить Жандри со своей бандой – причем наемным убийцам не составляло никакого труда затеять схватку, ибо мастера фехтования сами искали ссоры.
План Бланкроше отличался простотой. В глазах зевак друзья Лагардера неизбежно будут выглядеть зачинщиками, и засада, таким образом, приобретет обличье честной дуэли с небольшим, но законным перевесом на стороне тех, кто подвергся нападению.
Если же Жандри с подручными не удастся одолеть опытных мастеров и молодого петушка, настанет очередь бретера: набросившись на врагов из укрытия, они с Добри и прочими покончат, наконец, с этими сторожевыми псами Лагардера.
Мастера фехтования, разумеется, не ведали о замыслах Бланкроше. Жан-Мари Берришон, идя на первый свой поединок, не подозревал, что схватка войдет в анналы истории: о сражении у Монмартрских ворот поведала в своих «Исторических и галантных письмах» Анна-Маргарита Пти, госпожа Дюнуайе – красивая гугенотка, обращенная в католичество прославленным отцом Котоном и ставшая впоследствии матерью Пемпетты, возлюбленной Вольтера.
Из чего можно заключить, что порой великие дела остаются в памяти потомков лишь благодаря элегантным завитушкам, выведенным рукой женщины.
VII
БИТВА У МОНМАРТРСКИХ ВОРОТ
Госпожа Дюнуайе, невзирая на изящество своей натуры и тонкость чувств, не променяла бы в этот день место у окна на лучшую ложу в Опере. В самом деле, на балет она могла пойти в любой вечер, и все зависело только от ее желания – тогда как великолепное зрелище, представшее перед ней совершенно бесплатно, не каждому выпадает увидеть хотя бы раз в жизни. Она пришла в восхищение от этого спектакля, о чем мы можем судить по ее письму – точнее, по первой странице письма, ибо остальные пали жертвой крыс и времени. К счастью, некий академик, получивший в наследство чемодан с бумагами, отнесся с большим почтением к писаниям своей прабабки. Он благоговейно разобрал рукописи, занеся в реестр и интересующее нас послание. Вот что оно гласило:
«Под окнами нашей спальни произошла ужасная схватка, в ходе которой были убиты Бланкроше и Добри, двое самых знаменитых парижских бретеров. Бой начался около четырех часов, и все участники его сражались с отчаянной отвагой. Вокруг собралось очень много зрителей, но никто не сделал попытку вмешаться, что меня крайне удивило, ибо в Брюсселе, откуда я приехала, нравы куда мягче, и весь квартал поднимается по тревоге в случае самой невинной ссоры. В Париже народ просто бесчувственный в сравнении с фламандцами: все спокойно смотрят, как дуэлянты убивают друг друга. Вместе со мной за боем наблюдали господа де Любьер, д'Оранж, де Рукуй и мой дядюшка Котон… Нас особенно поразила доблесть одного из бойцов, который один атаковал четверых: именно он и уложил знаменитых бандитов. Едва те упали, как их понесли к хирургу…»
На последующих – увы, утраченных нами! – страницах, несомненно, упоминались имена Кокардаса, Паспуаля, Берришона, равно как и отважного дуэлянта, бесстрашно напавшего на многочисленных врагов, – читателю вскоре станет известно, о ком шла речь в письме прелестной новообращенной из Брюсселя.
Пока же подчеркнем то немаловажное обстоятельство, что сражение наделало много шума и привлекло внимание лиц весьма высокопоставленных. Бедный брат Паспуаль! Он так никогда и не узнал, что за его подвигами следила, затаив дыхание, одна из самых блистательных парижских красавиц, которая была настолько взволнована увиденным, что немедля устремилась к перу и к бумаге. Впрочем, это было к лучшему: если бы пылкого мастера фехтования уведомили, что на него с замиранием сердца смотрят прекрасные дамы, он бы, в свою очередь, не смог оторвать от них глаз и наверняка пропустил бы какой-нибудь коварный удар. Возможно, это изменило бы весь ход нашего повествования.
Итак, заглянем тихонько через плечо госпожи Дюнуайе и постараемся расшифровать написанное ею, ибо, в отличие от нас, она не знает имен действующих лиц и не догадывается о причинах, которые сделали схватку неизбежной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95