Только покамест руки не ослобоняйте. Пока так походишь, милок, а дале… дале поглядим.
«Ну вот, уже лучше», — подумал Олег Иваныч, шагая под пристальными взглядами конвоиров. Позади шли Тимоха и Митря.
— Не верю я ему, ой не верю, — тихо шептал Митря. — Убить его надоть, как чертеж найдем, убить!
— И я такожде мыслю, — согласно кивнул Тимоха и нехорошо усмехнулся.
Ночью Олег Иваныч спал на лодье, под присмотром того самого круглолицего парня. Страж клевал носом и, просыпаясь, то и дело бормотал молитву. Светлое небо затянули низкие тяжелые тучи, запахло надвигающимся дождем. Где-то в лесу злобно выли волки. Потом вдруг стихло все, даже ветер, слышно стало, как рядом, в омуте, плеснула рыба. Олегу не спалось, во-первых, было жестко, а во-вторых, мысли его были озабочены предстоящим днем. Как долго удастся водить бандитов за нос пресловутым кладом? День, от силы три. А дальше его басням не поверят даже самые беспросветно тупые ублюдки, типа нынешнего караульного. И где, черт побери, Рощин? Раз мотоцикла нет, значит, скорее всего, он жив. Тогда — где его черти носят, когда на обслуживаемом участке такое творится?
За бортом снова плеснула рыба. Ночной страж никак не реагировал, кемарил, привалившись к борту и смешно раскрыв рот. Рыбина плеснулась уже у самого борта. Видимо, большая, сом или лосось… Олег не успел дальше подумать, увидев, как после очередного всплеска за борта лодьи уцепились чьи-то руки, а затем показалась мокрая голова и плечи. Гришаня!
Подмигнув Олегу, подросток скрылся за бортом. «Тут он!» — прошептал кому-то во тьму.
И началось!
Неведомо откуда полезли в разбойничью лодью бородатые вооруженные люди! Целый отряд, человек двадцать. Кто с топором, кто с ножом, кто с дрекольем. На одном блеснули серебром пластинчатые латы…
Все кончилось почти сразу. Некому было сопротивляться. Кое-кто из ушкуйников был убит сразу, не успев ничего понять, кто-то пытался бежать в лес — и напарывался на сидящих в засаде. Спаслись лишь двое, Тимоха и Митря, они не ночевали в лодье, а спали вдали, на кострище. Как только засверкали ножи, неслышными тенями бросились они в омут и, вынырнув на другом берегу, исчезли, растворились в пелене начавшегося дождя… Ну, да пес с ними…
Напавшие были людьми своеземца Мефодия, родного Гришаниного дядьки. Выпрыгнув в окно, Гришка поначалу кошкой ходил вдоль ограды, чуть было не столкнулся с ушкуйниками Рыси, затем, поняв, что ничего ему тут не светит, обежал остальные дома погоста — там никого не было, кроме еще не остывших трупов. Там-то и повстречался Гришаня с охотничьей ватагой Мефодия. Чего и следовало ожидать, ведь места вокруг были заселенные. Не одна ватага, так другая б встретилась, желающие, чай, нашлись бы помочь софейскому служке. Ну, дядька так дядька. Еще и лучше.
Усадьба Мефодия располагалась в центре Спасского погоста, на Шугозерье, рядом с деревянной одноглавой церквушкой. Принадлежащий Мефодию шестистенный сруб из трех клетей — «теплая изба» с печкой, «светлая изба» без печки и просторные сени с крытым крыльцом, на взгляд Олега, стоили немалых денег. А во дворе были еще хозпостройки и баня, такая замечательная, в какой Олег в жизни никогда не парился, а теперь вот довелось…
После баньки — вот где попарился-то наконец! — разомлев и переодевшись в чистую подаренную хозяином рубаху, Олег Иваныч с удовольствием растянулся на широкой, крытой звериными шкурами лавке в ожидании ужина. Сновали туда-сюда домочадцы хозяина, бросали украдкой любопытные взгляды. А среди местных девок попадались очень даже ничего, чернобровые дивчины… Пол в «светлой» горнице был устлан домоткаными циновками-половиками, как сказал Мефодий, по обычаю местной веси, лавки, скамейки, сундуки — все в типичном древнерусском стиле и тоже наверняка не дешевое. В красном углу — иконы старинного письма, выглядели они, впрочем, довольно ново. Олегу, правда, казалось, что не хватает в избе какой-то привычной детали… только вот какой… А вот какой — телевизора! И телефона не видно, и гаража во дворе почему-то нет, а ведь хозяин явно не нищий бюджетник, при таких-то хоромах не грех иметь и тачку, не обязательно новую, но вместительную, какой-нибудь «фольксваген-пассат».
Олег Иваныч вышел на крыльцо, присел на высоких ступеньках. Погост располагался на вершине холма, и с усадьбы открывался замечательный вид на округу. Слева — Большое Шугозерское озеро, прямо — озеро поменьше, Среднее, загаженное местными очистными, чуть дальше еще одно, Маленькое, с чистейшей прозрачной водой…
А где же школа?
Черт побери!
Где автостанция, кирпичные пятиэтажки, желтое здание местной администрации? Где, наконец, шоссе?
Может, это и не Шугозеро вовсе?
Олег Иваныч покачал головой. Да нет, Шугозеро. Местность уж слишком узнаваема, частенько бывал здесь. Но где же все? Олег похолодел, и тоска навалилась вдруг на его сердце. Стрелы, мечи, ушкуйники, старинные, словно только что напечатанные деньги… Олег Иваныч уже знал причину, но не хотел верить…
На крыльцо вышел Гришаня с плетенным из березовой коры туесом, присел рядом.
— Кваску, Олег Иваныч?
Олег не отказался, хлебнул — чудесный квас, даже хмельной — поставил туес на ступеньку. Спросил, холодея:
— Какой сейчас год, Гришаня?
Гришаня аж квасом поперхнулся:
— Да что ты, кормилец?
— Ну, а все-таки?
— Лето шесть тысяч девятьсот семьдесят восьмое кончается!
— Какое, какое?!
— От сотворения мира.
Олег Иваныч охватил голову руками:
— А… А — не от сотворения мира?
— От рождества Христова — одна тысяча четыреста семидесятое.
— Тысяча четыреста семидесятое… — машинально повторил Олег.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18