Андрей Посняков
Кольцо зла


Русич Ц 5




Аннотация

1405г. Боярин Иван Раничев доволен своей спокойной жизнью, которой грозит скорое разрушение: интригуют завистники и литовцы, в окрестностях «шалят» неведомо откуда взявшиеся разбойники, а собственным детям Ивана грозит скорая гибель.
Чтобы спасти свою семью и весь привычный мир, Иван по совету старой ведьмы отправляется в Кастилию на поиски второго перстня с колдовским камнем, подаренного Тимуром кастильскому посланнику Клавихо. Преодолев неисчислимые трудности, Раничев добывает перстень, но это еще не все еще остался последний, третий, перстень, затерянный в тысяча девятьсот сорок девятом году. Туда и должен снова проникнуть Иван, чтобы защитить свой мир и свою семью.

Андрей Посняков
Кольцо зла

Глава 1
Май 1405 г. Великое Рязанское княжество.
ДЕНЬ ПИОНЕРИИ

Нельзя сказать, что Крису Кертису плохо жилось. С точки зрения человека, который привык довольствоваться малым, у него было все...
Творческий путь «Дип Перпл»


– Эх, пошли, пошли, милаи! – селянин подогнал лошадей, а сам чуть ослобонил соху – помочь взобраться на холм. Можно, конечно, было б и не сеять тут, в низинке, да что ж, на овес пойдет – тот в сырости соком нальется, развесистей станет, кистистее... однако ж можно и не угадать – какое лето? Ежели дождливое выпадет – почернеет солома и ни одна скотина ее нипочем есть не будет, считай, зря и сажали... Лучше уж тогда бы ячмень – хоть и истощает землицу куда больше, чем овес, да и по урожаю – ровно вполовину меньше.
Не доезжая поля, Иван слез с коня, бросил поводья подбежавшему служке – вихрастому синеглазому пареньку-отроку в сермяжной рубахе, портах и чистых онучах с лыковыми лаптями – подошел к борозде, нагнулся, помял в ладони землю и, сжав в кулаке сухой ком, выпустил – комок легко рассыпался при падении, значит, все было как надо, значит, сеяли вовремя, значит...
– Нешто мужики не ведают, когда сеять, боярин-батюшка? – обиженно воскликнул отрок, да еще носом шмыгнул, дескать, что же мы тут, все дураки?
Иван снисходительно усмехнулся, пояснил, словно совсем уж неразумному чаду, хоть на вид парню было лет двенадцать – кое-что уж соображать должен:
– Не в том суть, что не ведают, а в том, что пригляд хозяйский в каждом деле нелишний. Пойми это, Пронька, и глупых вопросов больше не задавай.
– Что ты, что ты, боярин-батюшка! – отрок испуганно упал на колени. – Не гневайся, Иване Петрович!
Иван улыбнулся:
– Да не гневаюсь я, уймись.
Поправив накинутый поверх легкого полукафтанца охабень – длинный, добротного немецкого сукна, с просторными рукавами и узорчатым воротом – он, щурясь от солнца, вгляделся в поле – свое поле, вотчину! – эх, не видать и конца, и края... это потому что на холме, вот и кажется, что тянутся черные борозды аж до самого горизонта. Правда, и так сказать, не маленькое поле, почитай что до самой реки, до рощицы, где распустили клейкие листочки березы – пора овес сеять, примета верная. Да, немало землицы... и это еще не считая той, что в аренду-издольщину отдана, на оброк – много Иван не брал с оброчников, потому и уважали его крестьяне, знали, боярин Раничев – хозяин рачительный да защитник славный – соседний Ферапонтов монастырь, отпор получив, давненько уж на их землю не зарился. Попробовал бы только...
Раничев потрогал висевшую на поясе тяжелую тюркскую саблю – подарок великого Хромца – Тимура. – Он так и не смог расстаться с привычкой повсюду таскать за собой боевое оружие, слишком уж много пережито было, слишком...
Пахари пахали землицу под овес, под ячмень, под гречиху, большая же часть поля давно уже была вспахана во гряды, да не один раз, «двоением» – селяне бросали в землю рожь, тут же бороновали. Ласковое майское солнышко, согревая землю, весело сияло в небе, в кустах у овражка пели жаворонки, недовольно перелетая с место на место – гоняли, чтобы не поклевали посев – чирикали воробьи, на лужку, ближе к реке, паслось стадо.
– Пронька, – помахав рукой мужикам – те увидали, боярина, поклонились в пояс, однако работу не прекратили, весной день год кормит, – Иван обернулся к служке. – А ну-ка, что там Колумелла-римлянин про сев пишет?
Отрок вдруг покраснел, сконфузился:
– Каюсь, вчерась не прочел, батюшка! Не до того было – с боярышней на луга ходили, песни петь.
– Так она ж не с тобой ходила, с девками, – удивился Иван.
– Так и нас, служек, взяла... Нечего, сказала, в этакой день в избе сидеть.
– А что за день вчера был?
– Так Федот-овсянник же! Как раз пора овес сеять.
– Ну да, ну да, – пряча усмешку, покивал Раничев. – У вас, почитай, каждый день праздник. Как там говорят, про Федота-то?
– А разное, – Пронька засмеялся. – Говорят, придет Федот – последний дуб листы развернет, коли на святого Федота на дубу макушка с опушкой, будешь мерять овес кадушкой, а еще...
– Ладно, ладно, охолонь, – Иван махнул рукой, и отрок послушно замолк. – А Колумеллу ты зря не читал!
– Так батюшка! Я ж и без этого римлянина все по хозяйству знаю, да как и любой наш мужик, – моргнув, зачастил отрок. – Береза распускается – пора овес сеять, яблони цветут – сей просо, ну а коли можжевельник зацвел, можно и ячмень в землицу бросать.
– Вижу, знаешь... – усмехнулся Раничев, но не отстал. – А удобрения? Про то ведь у Колумеллы много написано.
Пронька закусил губу, немного подумал и выпалил, почти не делая пауз между словами:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16