Скорее, да... Значит, выходит, не так уж и развели, и никто никому не должен. Но все равно – сволочи! Ловко!

Подробно проинструктировав Онфима по поводу того, что следует вызнавать у проходящих корабельщиков, Иван, не торопясь, поехал назад, в усадьбу. Хмурилось. Легкие облачка все больше и больше затягивали небо, и солнце тускло светилось сквозь них маленькой оранжевой свечкой. Дождя, правда, еще не было, но вскоре вполне мог и грянуть, а то – и вместе с грозою.
С тревогой посмотрев в небо, Раничев пришпорил коня. Что ж, пусть будет дождь, коль уж ничего с этим не поделаешь, лишь бы только не зарядил на несколько дней, дал бы закончить сев, а уж после – пожалуйста, дожди себе, хоть задождися!

В усадьбе Раничева уже дожидался неожиданный гость – Дмитрий Федорович Хвостин, думный дворянин и ближайший советник князя Федора Олеговича Рязанского. Немолод, чрезвычайно умен, сед. Ивану Хвостин сильно напоминал кардинала Ришелье – и внешне, и, так сказать, умственно. Вообще, на первый взгляд, это был вполне приятный в общении человек, обожавший вставлять в разговор латинские фразы, однако, когда было нужно, советник мог быть и жесток, и хитер, и коварен.
– Заждался, заждался тебя, Иване Петрович, – улыбаясь, Хвостин, широко расставив руки, спустился с крыльца. – Вот, проезжал мимо, дай, думаю, загляну, проведаю.
– Вот и хорошо, что заглянул, Димитрий Федорович, – обнявшись с гостем, закивал Иван. – Завтречка по утру на охоту сходим, знаю – ты это дело жалуешь.
– Да уж, – гость хохотнул. – И не добычи ради, смею заметить! Само по себе – скакать на коне, устраивать засады на хитрого зверя – само по себе привлекает. Как говаривали римляне – labor est etiam ipse voluptas...
– Труд – сам по себе наслаждение, – тут же перевел Раничев.
– Ага, – довольно засмеялся советник. – Вижу, осилил мою книжицу?
– Колумеллу-то? Осиливаем, вместе вон, с Пронькой, – обернувшись, Иван подозвал служку. – Беги на кухню – пускай пир собирают.
– Так это, – Пронька почесал голову, – боярыня уже распоряжается.
– Вот и славно, – потер руки Иван. – Ну, Дмитрий Федорович, гостюшка дорогой, что ж мы на крыльце-то стоим? Пожалуй-ка в горницу.
Войдя в дом, гость скинул на руки подбежавшему слуге широкий, европейского покроя, плащ, оставшись в коротком литовском кафтане зеленого сукна с золочеными пуговицами. Из-под кафтана неожиданно блеснула кольчуга.
– Что смотришь? – усмехнулся Хвостин. – Странные дела нынче творятся в княжестве. Приходится опасаться – даже мне, советнику княжескому! Abyssus abussum invocat – бездна призывает бездну. Впрочем, за тем и приехал. Если не возражаешь, нарушим традиции – кое-что обсудим до ужина?
– Обсудим, – коротко кивнул Раничев, – на то и традиции, чтобы их нарушать. Прошу в мой кабинет... э... в терем.
Поднимаясь по лестнице, Иван прятал усмешку – уже с самого начала ясно было ему, что Хвостин приехал не просто так. «Мимо проезжал» – ага, как же!
– Ну вот, – предложив гостю резное полумягкое кресло, Раничев уселся за стол, заваленный долговыми расписками, какими-то записями, перьями и прочей канцелярской хмурью, более приличествующей какой-нибудь приказной избе, нежели жилищу представителя знатного боярского рода.
– Хорошо, хорошо, – Хвостин одобрительно посмотрел на стол, на стоявшие вдоль стен полки с книгами. – И где только ты, Иван Петрович, деньги на книжки берешь?
Иван усмехнулся:
– Хозяйствую не абы как, да и супругу мою бог разумом не обидел.
– Видал, видал, у моста рядок построили... Чай, твои люди?
– Мои, – кивнул Раничев.
– Не боишься, что чернецы сожгут? – гость вдруг прищурил левый глаз, взглянув на Ивана с этакой настороженной хитрецой, вылупился, словно дятел.
– С чернецами я давно разобрался, – пожал плечами Раничев. – А сунутся – напомню.
– А если не чернецы? Другой кто-то?
– На всех силенок хватит.
– Да, фортецию ты из хором устроил изрядную, – покивал Хвостин. – Только спасет ли?
Иван насторожился: вот оно! Не зря гость такой разговор завел.
– Вот о чем хочу поведать тебе, Иване, – оглянувшись на плотно прикрытую дверь, советник понизил голос. – Слушай внимательно, не перебивай, а в конце свое мнение скажешь.
По мере того как Хвостин рассказывал, Иван ощущал то недоумение, то злость, то досаду. Оказывается, в последнее время – полгода, год – все важные купеческие тракты стали вновь тревожить разбойники, что, вообще-то, не было такой уж новостью – татей и раньше хватало, только вот эти вдруг оказались какими-то особенно злыми, безжалостными и, можно сказать, неуловимыми.
– Плохо ловите; – усмехнулся Раничев. – Я б посоветовал кое-что...
– Подожди, – советник недовольно махнул рукой. – Слушай дальше... Мы и подставы делать пробовали, и своих людей засылали – тщетно, их почти сразу же и убивали, такое впечатление, что шайка эта вообще не нуждается в людях.
– Странно.
– Вот и я про то. А ведь и у них бывают потери – вот, хоть месяца три назад – с десяток убитыми потеряли, все молодые крепкие парни, стриженные коротко, как рабы.
– Может, беглые, из Орды?
– Может... Но ведь они должны бы где-то скрываться, иметь схроны, землянки, избы... вот, как, к примеру, когда-то шайка Милентия Гвоздя. Их ведь тоже долго ловили, но ведь поймали же!
– Вот именно!
– Однако у Милентия были и схроны, и люди, и даже целое селище в дальних лесах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16