– Отрок тот, в красной рубахе, давно ль у тебя?
– Митяй-то? Почитай, второй день. Ермила-квасника племяш. Наш, загородцкий.
– Ваш-то ваш… Да приглядел бы ты за ним, Явдоша. Больно уж глаза у твоего Митяя вострые.

Только лишь ближе к вечеру разыскал Олег Иваныч Олексаху. До того все занят был. То у Софьи… То от нее сразу к Феофилу поехал – по пути все-таки. Там, в палатах владычных, и посадник новый был, Епифан Власьевич. Дороден, усат, борода до пуза. Волосы седые, на виске шрам – то от московской сабли. Повезло боярину – вскользь ударили, а то б не сидел бы сейчас на лавке, не правил бы службу посадничью.
Епифан Власьевич встретил Олега приветливо. Еще бы! Вместе на Шелони были. Обнял, как друга старого. Да жаловаться стал на московских людишек. Совсем те обнаглели, ему, посаднику новгородскому, указывают, как дела делать. Тысяцкий вообще их человек. Во всякую мелочь лезут пронырливо. На судебных грамотах всех печать московскую требуют! Да еще грозятся: помните Шелонь, новгородские свиньи!
– Понимаю тебя, Епифан Власьевич, – склонил седеющую голову Феофил. – И у меня то же. Желают люди московские списки земель Софийских составить, да и не только Софийских, а и всех пятин новгородских да пригородов. Зачем им те грамоты, понять несложно. Вызнают все да московским дворянам испоместят!
– Что ж делать-то, Господи? – всплеснул руками посадник. – Нешто терпеть молча?
Тут Олег Иваныч не выдержал, в разговор вступился:
– Терпеть, может, и не терпеть особливо, а молчать… молчать нужно! И делать, действовать. Перепись эту, про которую ты, владыко, сказывал, затянуть всячески – дороги плохие да грамотеев мало. На три-четыре лета затянем, а там видно будет. О дьяках да дворянах московских. Есть ведь и в Москве путние люди: Иван Костромич, да Курицын Федор, да Силантий Ржа, да мало ли… Только не посылает их Иван в Новгород. Ему здесь пока не справедливость нужна да и не пригляд особый. Вражду посеять меж жителями да момент выбрать, явить себя спасителем, разогнать вече, свободу новгородскую полностью изничтожить – вот хотение его тайное!
– Верно говоришь, Олеже, верно! – рек Феофил. – Только как пойдешь сейчас против Москвы-то? Ведь новая Шелонь получится!.. Да и православие в чести на Москве… Митрополит Филипп ведь и отлучить может, спаси нас, Господи!
– Да, тут подумать надо.
– И союзников у нас не оказалось в нужный момент, прости Господи! – подал голос посадник Епифан Власьевич.
– О союзниках дело говоришь, господине! – встрепенулся Олег Иваныч. – Не трогая Казимира и немцев, русских людей вспомните! Ведь не все они под Москвой ходят. Есть и Тверь, и Рязань, и Ярославль, и Новгород-Северский. Земли эти тоже много чего от Москвы терпят. Терпят, потому как Москва им от татар заступа. А если б с ними сговориться тайно? Хотя бы пока насчет хлеба, чтоб не особо от Москвы зависеть. Скажем, с той же Рязанью или с Новгород-Северским?
Феофил одобрительно кивнул, мол, хорошая мысль. Вот и воплощай ее в жизнь, а уж мы, Новгородская церковь, поможем.
– Придется без одобрения веча все устраивать, – заметил Олег Иваныч, – все ж таки дело тайное. Думаю, тысяцкого мы в это посвящать не будем?
– Его посвяти, как же! – невесело усмехнулся Епифан Власьевич. – Вся Москва знать будет!
– Вот и я о том же, – кивнул Олег Иваныч. – Так, считаю, приказ получил, а?
– Считай, что получил. От меня, архиепископа Великого Новгорода, и от его законно избранного степенного посадника. – Феофил торжественно перекрестил Олега.
Тот ликовал в душе. Поиск союзников, решение хлебной проблемы – первые тропинки в борьбе за свободу и независимость. Честно говоря, Олег Иваныч не рассчитывал так легко уговорить на антимосковские действия Феофила, помнил его прежнюю позицию, когда на Шелони владычный полк так и не выступил против войска Ивана. Но все меняется. И кажется, к лучшему. К лучшему для Новгорода, для Республики, а значит – и лично для Олега, для Софьи, для их друзей, для всех свободных новгородцев.
В приподнятом настроении Олег Иваныч ехал на Торговую сторону, на Лубяницу, где договорился встретиться с Олексахой. Уже затихал Торг. У ближайших церквей – Бориса и Глеба, Иоанна на Опоках, Георгия, Успения на Торгу, Параскевы Пятницы – толпился принарядившийся народ, ждали вечерни. Грызли сушеные прошлогодние орехи, шутили, смеялись.
Привязав коня, Олег Иваныч зашел вместе со всеми в строгий однокупольный храм Параскевы Пятницы. Толстые стены храма создавали внутри приятную прохладу, лампадки перед иконами теплились желтовато-зеленым светом. После вечерни, помолившись за успех нового предприятия, только что обговоренного с высшими иерархами Республики, Олег Иваныч пересек купеческую Ивановскую улицу, полную возвращающегося с вечерни народу.
На Лубянице его уже поджидал Олексаха:
– В корчму зайдем, Олег Иваныч?
– А, пожалуй! Перекусим малость да пару туесов березовицы пьяной тяпнем! Пошли, пошли, Олександр… Там и поговорим да еще, может, и кого знакомого встретим.
В корчме было многолюдно и весело. В распахнутые окна заглядывало оранжевое, клонящееся к закату солнце. Народ заворачивал сюда прямо с вечерни. Испить кваску или чего покрепче, посидеть чуток с друзьями – да и домой. Спать ложились рано, да и поутру у каждого дел было много.
Олег Иваныч с Олексахой пробились к столу, уселись на широкую лавку, взяли березовицы малый кувшинец, миску моченых яблок да пару пирогов с зайчатиной. О делах пока не говорили, все больше так, ни о чем – уж слишком много народу было вокруг. Впрочем, оба они, Олег Иваныч и Олексаха, знали, что толпа эта ненадолго.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13