Мы вошли в стойло, и корова начала приплясывать, явно пытаясь вскарабкаться на стенку. Я был приятно удивлен, когда фермеру удалось набросить на нее веревку. Он попятился в угол.
– А вы сумеете ее удержать? – спросил я с сомнением.
– Уж постараюсь, – пропыхтел мистер Биннс. – А эта штука у нее вон там на спине.
Редкий случай! Большой вскрывшийся абсцесс почти у основания хвоста. А хвост все хлестал и хлестал из стороны в сторону – верный признак дурного норова у быков и коров.
Я осторожно провел пальцами по вздутию, и задняя нога, словно подчиняясь врожденному рефлексу, брыкнула меня, косо скользнув по бедру. Я этого ожидал и продолжал исследование.
– И давно у нее это?
Фермер врыл каблуки в пол и судорожно стиснул веревку.
– Да месяца с два. То прорвется, то опять вздуется. Я всякий раз думал, что уже все, но конца что-то не видать. А причина в чем?
– Не знаю, мистер Биннс. Наверное, она каким-то образом поранилась, и в рану попала инфекция. Ну, а отток тут очень плохой. Мне придется удалить много омертвевшей ткани, иначе заживление вообще не начнется.
Я перегнулся через перегородку.
– Рози, пожалуйста, принеси мне ножницы, вату и бутылку с перекисью.
Крохотная фигурка помчалась к машине и скоро вернулась со всем, что мне требовалось.
– Черт подери! – сказал фермер, с удивлением за ней следивший. – А девчушка хорошо разбирается, что у вас там где.
– О, да, – ответил я с улыбкой. – Не стану утверждать, что она может отыскать в багажнике любую вещь, но то, чем я часто пользуюсь, знает как свои пять пальцев.
Я наклонился через перегородку, Рози вручила мне ножницы, вату и бутылку, а потом послушно отошла в дальний конец прохода.
Ну, приступим. Я срезал, скоблил, протирал. Впрочем, ткань была некротизирована очень глубоко, и чувствовать корова ничего не могла, хотя задняя нога продолжала каждые несколько секунд задевать мое бедро. Есть животные, которые не терпят никакого насилия над собой, и эта корова принадлежала к ним.
Наконец, я очистил довольно широкий участок и начал обрабатывать его перекисью водорода. Я очень верю в антисептические свойства этого старинного средства (во всяком случае, если гноя много) и с удовлетворением наблюдал, как перекись пузырилась на коже. Однако корове подобное ощущение, видимо, пришлось не по вкусу. Во всяком случае, она неожиданно взвилась в воздух, вырвала веревку из рук фермера, отбросила меня в сторону и ринулась к двери.
Дверь была закрыта, но так обветшала, что корова с громким треском проскочила сквозь нее, даже не убавив прыти. Когда мохнатое чудовище вылетело в проход, я с отчаянием подумал: «Влево! Влево поверни!», но, к моему ужасу, она повернула вправо, поскребла копытами по булыжнику и ринулась в тупик, где стояла моя дочурка.
Наступила чуть ли не самая страшная минута в моей жизни. Подбегая к проломленной двери я услышал, как тихий голосок произнес: «Мама!» Нет, она даже не вскрикнула – ничего, кроме этого тихого «мама». Выскочив в проход, я увидел, что Рози прижалась спиной к поперечной стене, а корова неподвижно стоит перед ней на расстоянии двух шагов.
Услышав мой топот, корова оглянулась, затем развернулась, почти не сходя с места, и галопом пронеслась мимо меня во двор.
Подхватывая Рози на руки, я весь трясся. Ведь корова так легко могла… В голове у меня вихрем кружились бессвязные мысли. Почему Рози сказала «мама»? Ведь прежде я ни разу не слышал, чтобы она произносила это слово. Хелен была для нее «мамочка» и «ма-а!». И почему она словно бы даже не испугалась? Но ответов я не искал, испытывая только невероятную благодарность судьбе. Как испытываю ее и теперь, когда вижу этот проход.
На обратном пути мне припомнилось, как с Джимми во время одной из его поездок со мной случилось почти то же самое. Правда, не столь страшное, потому что он играл в проходе перед открытой дверью, выходившей на луга, и не оказался в ловушке, когда корова, которую я осматривал, вырвалась и побежала в его сторону. Я ничего не успел увидеть, услышал только пронзительное «а-а-а!». Однако, когда я выбежал из стойла, Джимми, к величайшему моему облегчению, мчался через луг к машине, а корова рысила в противоположном направлении.
Реакция Джимми была типичной для него, потому что, попадая в тяжелое положение, он сразу же громкими воплями оповещал всех об этом. Когда доктор Эллинсон приезжал сделать ему прививку, он, не успев еще увидеть шприца, уже отчаянно выл: «Ой-ой-ой! Больно будет, ой-ой-ой!» А добрый доктор, родственная душа, гремел в ответ: «И будет! И будет! О-о-о! А-а-а!» Зато нашего дантиста Джимми сумел-таки перепугать насмерть. По-видимому, его потребность вопить выдерживала и общую анестезию. Долгий дрожащий стон, который мой сын испустил уже вдохнув газ, вверг бедного врача почти в панику.
На обратном пути Рози старательно открывала ворота за воротами, а когда мы миновали третьи, вопросительно посмотрела на меня. Я понял: ей ужасно хотелось поиграть в ее любимую игру. Она обожала, чтобы ей задавали вопросы, как Джимми обожал засыпать вопросами меня.
Я повиновался этому сигналу и начал.
– Назови мне шесть голубых и синих цветов.
Рози разрумянилась от удовольствия, уж их-то она знала!
– Колокольчик лесной, колокольчик раскидистый, василек, незабудка, вероника, фиалка.
– Умница! А теперь… ну-ка, шесть птиц!
И опять румянец, и быстрый ответ.
– Сорока, кроншнеп, дрозд, ржанка, овсянка, грач.
– Замечательно! Ну, а теперь назови мне шесть красных цветов…
И так далее и тому подобное, день за днем, с бесконечными вариациями. Тогда я толком не понимал, какой я счастливец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110