Элинор очень осторожно отвечала на все вопросы. Она разговаривала и улыбалась, но в душе ее бушевала буря. С каждой минутой ее гнев и отчаяние становились все сильнее. Она не осмеливалась искать его. Если он окажется в толпе, окруживших Джоанну и королеву, она не сможет контролировать себя. То, что подали лошадей, чтобы отвезти их, было и облегчением и разочарованием для нее. Элинор с трудом сдерживала слезы. Она повернулась, чтобы улыбнуться кавалеру, который помог ей сесть на лошадь, и улыбка замерла у нее на губах: молодой лорд Лестерский исчез, а на нее смотрели серо-голубые глаза Саймона. Он протянул ей поводья и вскочил на своего жеребца. Элинор забыла обо всем. Ее щеки запылали от гнева, глаза засверкали. Она повернулась к Саймону.Саймон улыбнулся.– Сейчас ты выглядишь лучше, дорогая.– Да, а что? – в гневе прошипела она. Она понимала, что вокруг них было много людей, и не осмеливалась повысить голос. Всадники тронулись в путь, и вскоре можно было говорить нормальным голосом.– А чего не хватало мне минуту назад?– Ты была такой бледной. Я подумал, что королева была слишком требовательна.– Ты думал, что у меня меньше сил, и я больше устаю, чем женщина, которой под семьдесят?– Мне случалось видеть сильных мужчин, сломленных ее волей и энергией, – рассмеялся Саймон.– Уверяю тебя, я в состоянии вынести все трудности путешествия, – резко ответила Элинор.– Если бы я и была бледной, то только по причине собственной глупости, потому что не получала от тебя никаких известий в течение нескольких месяцев.– Но, Элинор, – запротестовал Саймон, – у меня не было новостей. Мы ничего не делали, а только сидели на месте, устраивали празднества и развлекались. Сначала их устраивал Танкред, затем Ричард, затем Филипп, затем епископ Руаенский, затем граф Лестерский, затем другие лорды, а затем снова Танкред. Ты думаешь, я смог бы рисковать чьей-то жизнью, чтобы сообщать тебе, что я ел и как часто бывал пьян? В Италии курьерам путешествовать небезопасно.– Но ты не хотел получать новости и от меня, что ты на это скажешь?Саймон отвернулся и погладил уши лошади с преувеличенной заботой.– Я не знал, что писать, – ответил он, смутившись.– Что касается тебя, мое сердце говорит одно, а разум – другое. Я думал, будет лучше довериться Богу. Я потерял веру в свой здравый смысл во всем, что касается тебя. Я смотрел на землю, на небеса, на королеву, на будущую королеву – на всех кроме придворных дам. Я не доверял себе. Мне казалось, что я сейчас брошусь и заключу тебя в свои объятия.– Тогда почему ты не хотел, чтобы я осталась с Беренгарией? – спросила Элинор, смягчившись. Такое открытое признание укротило ее ревность, хотя в сердце и остались еще некоторые сомнения.– Как ты можешь задавать такой глупый вопрос? – Саймон поднял на нее удивленные глаза.– Климат здесь не подходит для тебя. Более того, здешний народ нас не любит. Быть англичанином на Сицилии небезопасно. Ты что, думаешь, я сумасшедший, чтобы, страстно желая тебя, навлечь на тебя опасность? – он замолчал и тяжело вздохнул.– Да, я сумасшедший. Если бы у меня оставалось хоть немного здравого смысла, я бы написал тебе и запретил изменять свое положение. Но…Элинор тихонько рассмеялась.– Очень даже хорошо, что ты этого не» сделал. Саймон закусил губу, но затем вдруг улыбнулся против воли.– Я знал, что ты не обратишь внимания на мои слова. Я не могу сказать, как часто я проклинал, а затем благодарил Бога за тебя.Маленький огонек ревности разгорелся опять.– Я думала, что ты считаешь покорность и смирение желанными добродетелями.– Конечно, если бы ты была кроткой и смиренной, меня бы не раздирали страсть и здравый смысл, – прорычал Саймон. – Если бы ты была хоть немного похожа на добропорядочную леди, я бы никогда не возжелал тебя так, как, к моему стыду, я желаю сейчас.Элинор пристально посмотрела на Саймона. Ей интересно было, что именно он имел в виду. Если это были только угрызения совести, то ее присутствие скоро залечит боль. Но было также опасение, что он использует это средство, чтобы поддержать отношения, которых он больше не желал.– Что ты имел в виду, сказав «к моему стыду»? Мы договорились, что ты постараешься завоевать меня честно. Чего же тут стыдиться?– В этом – ничего, – ответил Саймон злым шепотом.– Стыд в том, что когда я узнал о твоем приезде, я начал меньше думать о честности. Я предупреждаю тебя, Элинор, я уже не тот, заслуживающий доверия, каким был раньше. Если ты будешь дразнить меня, как делала это прежде, тебя может ожидать грубый сюрприз.– Это угроза или обещание, Саймон? – спросила она, смеясь.– Элинор!– Не кричи на меня при посторонних, – прошептала Элинор.– Разве у тебя нет чувства пристойности?– Я только что сказал тебе, что я потерял его. Элинор подумала, что он, возможно, пытается ее испугать.– Саймон, посмотри на меня, – попросила она тихо. Он послушно повернул голову, но она не смогла прочитать на его лице ничего, кроме того, что он, конечно же, находился в состоянии сильного возбуждения. Его губы были сжаты, брови нахмурены.– Саймон, что это? – спросила Элинор.– Если опасность и могла существовать для людей военных, ее не существовало для трех королев и придворных дам. Мы едва ли могли увязнуть в болоте или ожидать угроз от сицилийцев. И, как бы ни велика была твоя страсть, ты не сможешь силой заставить меня сделать то, чего я не захочу сделать добровольно.– Я не боюсь твоего сопротивления, – с горечью сказал он и добавил: – Элинор, ты знаешь, какой сегодня день? Месяц?Удивленная, Элинор повторила:– День? Месяц? Честно говоря, я не знаю. Мы путешествовали так долго, и погода так часто менялась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151