Мужчин было двое. Старик дремал, покуривая. В руках у него был посох. Когда в темноте вагона вспыхивал огонек самокрутки, посох казался змеей, готовой к прыжку. На молодом красовались брюки военного образца и поношенный кашемировый пиджак. Борода у него еще не росла, над верхней губой едва пробивались редкие волосики, которыми он, видно, гордился. Разговаривая, парень то и дело поглаживал воображаемые усы. «Молокосос», — решил Антонио Балдуино.
Поезд стоял, и безбилетные пассажиры молчали. Случилась поломка, обычная на этой линии, и в ожидании, что поезд тронется, они уже полчаса сидели молча. Снаружи могли услышать их голоса, начальник поезда взялся бы за безбилетников. Поэтому старик приоткрыл один глаз и сказал Антонио Балдуино:
— Потише, негр, если хочешь ехать… не то выкинут нас отсюда… — И указал глазами на беременную.
Антонио Балдуино попробовал догадаться, кто ей старик — отец или муж? По возрасту — отец, но и мужем может быть. Да, с таким брюхом пешком до Фейра-де-Санта-Ана ей не дойти. Глядишь, родит по дороге. Негр беззвучно смеется. Парень в солдатских штанах смотрит на него, поглаживая усы. Ему, видно, не очень понравилось появление Антонио Балдуино. Вдруг послышались приближающиеся голоса. Начальник поезда объяснял пассажирам первого класса причину задержки.
— Пустяковая неисправность… Сейчас тронемся…
— Мы потеряли тут почти час…
— Такое бывает на любой железной дороге…
— Но у вас тут — сплошное безобразие…
Протяжный, тонкий, тоскливый свисток известил об отправлении поезда. Притаившись в темном вагоне, Антонио Балдуино пробормотал прощальный привет.
— Скучать по ком-нибудь будешь? — спросил старик.
— По змеям разве что. — Негр рассмеялся. Потом он опустил голову и сказал, ни на кого не глядя: — Девчонка одна… совсем ребенок…
— Красива? — спросил паренек, подкручивая усы.
— Красивая… на городскую похожа…
— И ты бросил?
— Жила с другим… Он так и не умер…
— Я знал одного, так тот украл женщину, — сказал старик.
— Я знаю такого, который человека пырнул ножом из-за такой вот девки… сидел потом два дня в лесу, подыхал от голода… — Антонио Балдуино рассказывал свою собственную историю.
— И не боялся?
— Молчи, парень… Ты еще ничего не знаешь. Его со всех сторон окружили… Тебе интересно, трус он или пет? Тогда бросай мне вызов…
— Значит… это вы? — Солдат с уважением поглядел на Антонио Балдуино.
Женщина, сидевшая молча, вдруг застонала. Старик сказал:
— Правы те господа, пассажиры первого класса. Поезд этот — чистое безобразие… Если в первом классе трясет, что ж о нас говорить, едем в товарном вагоне, зайцами.
— Я два мильрейса дала носильщику, чтобы сюда забраться, — простонала женщина.
— Когда я солдатом был, в первом классе ездил, — похвастался парень. — На казенный счет…
— В первом? — не поверил Антонио Балдуино.
— В первом, сеньор. Вы что, не знаете, какие у солдат привилегии?.. Живете тут в этой дыре, у черта на куличках… темнота…
— А я не здешний… Я тут, приятель, проездом… Я-то сам из Баии… Ты слыхал про такого боксера — Балдо? Это я и есть…
— Вы! Я видел, как вы победили Шико Моэлу…
— Здорово я его отделал… верно? — Негр улыбнулся.
— Здорово. Я там был по даровому билету. Солдатская привилегия…
— Чего же ты службу бросил?
— Срок мне вышел… а тут еще…
Старик приоткрыл глаз:
— Что?
— Капрал один… Думает, раз у него погоны… Капрал и дерьмо — один черт… Он-то считал иначе…
— Он к тебе прицепился? — Старик оперся о посох.
— Точно… все равно, мулатка эта меня любила. Капрал ко мне придирался, я у него с «губы» не вылезал… чтобы в отпуск меня не пускать… у самого-то рожа…
— Ты, парень, мне нравишься. Сколько лет-то тебе?
— Девятнадцать…
— Ты жизни и не видал еще… А уж я-то от нее натерпелся — устал… — пожаловался старик.
— От чего устал, папаша? — поинтересовался Антонио Балдуино.
— Чего я только не испытал, парень, где только не побывал… Кто в наших краях не знает Аугусто Битого… Это из-за одной драки меня так назвали… И что же осталось на старости лет?.. Одни болезни…
Бывший солдат угостил сигаретами. Антонио Балдуино закурил. При свете спички он разглядел лицо женщины: она не отрывала глаз от полоски неба, видимой в щель над дверью. У женщины лицо было усталое, видно, хлебнула горя.
Старик продолжал:
— В прежние времена скота у меня было не счесть… Гонял его на продажу в Фейра-де-Санта-Ана… Плантация табачная была, пока немцы сюда не сунулись… земля была… Много чего было…
Старик замолчал. Казалось, заснул, но вдруг он проговорил сдавленным голосом:
— Семья была… Не веришь?.. Две дочери были, я их даже в гимназию отдал… Наглядеться на них не мог… И все прахом пошло… скотина и прочее… одну девчонку белый какой-то околдовал, увез невесть куда… Другая тут живет, в Кашоэйре… волосы остригла, будто помешанная… продажной стала. Ладно, я хоть знаю, где она… А другая?
Женщина отвела взгляд от двери:
— Вы, видать, продажных не любите…
— Пропащие они… лохматые, крашеные…
— Не знаете вы, каково им приходится… Ничего вы не знаете… ничего…
Старик растерянно замолчал. Заговорил бывший солдат:
— У меня любовница была такая… до полуночи клиентов принимала, а потом я к ней шел, до утра оставался… Хорошее было время…
— Чего же вы тогда говорите?
— Я ничего и не говорю…
— Ничего не знает, — гневно сказала женщина, — а туда же… Я вот от такой жизни с голоду чуть не подохла… господь избавил — сжалился…
Антонио Балдуино удивился. У таких детей не бывает. Но промолчал.
Старик приоткрыл один глаз:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91