Мало-помалу тишина восстановилась, и пэры, снова заняв свои места, молчаливо ожидали возвращения хранителя оружия и герольдов. Наконец двери зала отворились, и появившийся на пороге Монжу сообщил всем, что в точности выполнил поручение, но Иоанн Анжуйский не откликнулся на его воззвания и не объявился.
Какое-то время в зале царило глубокое молчание. Вдруг Филипп выжидающе посмотрел на герцога Бургундского. Это был человек в летах, чрезвычайно тучный, черты лица которого были весьма примечательны. Густые темные брови низко нависли над черными как угольки глазами. У него был орлиный нос и красиво очерченный маленький рот. Этот мужчина с каким-то особенно мрачным и даже строгим видом наблюдал за происходящим. Он первым встал, откликнувшись на молчаливый призыв короля, и, приложив руку к сердцу, твердым и внятным голосом произнес:
– Я объявляю Иоанна Анжуйского предателем, виновным в убийстве, и называю его жестоким и развращенным негодяем! В наказание за все преступления его владения должны быть конфискованы в пользу верховного государя, а сам он заслуживает смерти, клянусь в том своею честью!
Выкриками одобрения был встречен такой приговор. Бароны и рыцари, каждый по-своему, спешили высказать личное мнение на этот счет, но все были едины в своем решении: виновен! Тишина, царившая в зале вплоть до этого момента, была взорвана гулом многоголосья. Но достаточно было одного жеста короля, чтобы вновь восстановился порядок. Все смолкли, приготовившись слушать монарха.
Филипп величественно встал, вынул из ножен свой меч и положил его на стол.
– К оружию! К оружию! – воскликнул он. – Благородные пэры Франции, ваше определение произнесено, а значит, оно должно быть исполнено. Мечи в руки! К оружию, призываю я вас! Не станем терять ни минуты в пустых разговорах. Соберите своих вассалов. Филипп Французский идет против Иоанна Анжуйского и требует того же от каждого из баронов. Мы стоим за правое дело, и справедливость будет восстановлена! Пусть трусы меня оставят, а храбрые следуют за мной! Клянусь, не пройдет и года, как я накажу изменника!
И в заключение добавил:
– Главное собрание будет через десять дней, и назначается под стенами Гольярдского дворца.
Сказав это, он простился со всеми и вышел из зала.
Филипп-Август не терял времени даром. Отправив герольда в Руан, чтобы тот сообщил Иоанну Анжуйскому о решении, принятом на совете пэрами Франции, он немедленно занялся укреплением собственных позиций, для чего лично составил множество депеш, разосланных в разные концы королевства, чтобы, заручившись поддержкой влиятельнейших баронов, выставить против Иоанна мощную и боеспособную армию.
Такой расклад сил был явно не в пользу английского короля, бароны которого, недовольные его низкими действиями, либо вовсе отказывали в повиновении, либо помогали, но так слабо и неохотно, что вряд ли можно было рассчитывать на победу. Во французских же его владениях большинство вассалов открыто вступились за Филиппа, предложившего им свою дружбу и покровительство. И хотя самые большие города Майна и Нормандии все еще держали сторону Иоанна, оказывая некоторое сопротивление, но превосходство сил Филиппа, его военные достоинства и политические переговоры переманили большую часть баронов под знамена французского короля.
Война началась, по обыкновению того времени, всякого рода грабежами, которые особенно распространились в Нормандии. Войска мародерствовали, опустошая и разрушая все на своем пути; не щадили ни пола, ни возраста и своими поступками вынуждали народ прибегать к покровительству Филиппа, который один мог даровать ему защиту, что и старался делать. Филипп обещал городам свободу, баронам – поддержку их прав и привилегий, народу – мир и безопасность. И почти повсеместно такая политика короля, поддерживаемая к тому же сильной многочисленной армией, гарантировавшей защиту, имела успех. Французская корона торжествовала.
Иоанн Английский сбежал в Гиень, в то время как граф Саллисбюри, командуя небольшой армией и вынужденный отступать, старался сдержать продвижение французских войск. Избегая решительного сражения, в котором французы, без сомнения, одержали бы победу, граф организовывал засады и нападения на отдельные отряды Филиппа-Августа.
Именно здесь и представилась де Кюсси возможность приобрести славу талантливого военачальника. Командуя вассалами графа Танкервильского, составлявшими цвет всей армии, он смог проявить свой военный гений, долго остававшийся невостребованным. Имя де Кюсси гремело и прославлялось во всех дворцах и замках, стоило лишь в разговоре затронуть военную тему.
Другой герой нашего романа, граф Овернский, полностью излечился от ран телесных. Его оруженосцы, пажи и слуги, узнав от де Кюсси о местонахождении графа, отправились к нему. Их неустанная забота и тщательный уход, сделали свое дело: физические силы вернулись к графу, но не рассудок. Ясность мысли и суждений, вернувшаяся к Оверну после ранения, вновь покинула его, Слуги, любившие его всей душой, несмотря на излишнюю холодность и строгость, продолжали заботиться о нем, однако рассудок оставил графа, казалось, навсегда. Однажды, с хитростью душевнобольного человека, усыпив бдительность своих придворных ласковым обращением, Оверн скрылся. Граф исчез не оставив никаких следов, и найти его не смогли.
Все эти события произошли в конце июня. В это же время, совершенно перестав беспокоить набегами королевскую армию, вместе со своим отрядом исчез и граф Саллисбюри, оставив Нормандию без защиты. Во французском лагере распространялись слухи один нелепее другого, и только вернувшийся один из шпионов Филиппа, привез достоверные сведения своему королю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68