Быстро подсчитав сделанную мелом запись, он заявил:
– Шесть алтын четыре деньги за все про все. Еще чего не надо ль, почтенный друг, лыцарь служивый!..
– Як не надо? Надо!.. Свинец будет…
– По три алтына две деньги. Печатная свинчатка, мерная, большая! Гляди, таких нигде и не найдешь, окромя как у меня!.. Да и свинец – отборный, что золото! Заговоренный. Не целя попадешь, в кого наметил!.. Одну дать, любо две свинчатки?..
– Ты заговоры знаешь, брате?.. Четыре отсчитай, а то и пять!.. Та потяжельше, слухай, выбирай!.. Не скоро попадем опять на торг. Позапастися надо. В кошу у нас и то припасу мало… Надолго не стает…
Пока стрелец выбирал и взвешивал «свинчатки», от которых резались или просто откусывались куски для пуль, покупатель полез в глубокий карман своих широчайших шаровар и, достав оттуда кожаный засаленный большой кисет с тютюном, стал встряхивать его и рыться внутри, отыскивая монету для уплаты.
Озеров насторожился. Его тонкий, настроенный слух торгаша различил звон золота в темном, засаленном мешочке, до половины наполненном табаком.
Кинув исподлобья жадный взгляд на кисет, Озеров дружелюбно заговорил:
– Лобанчики звенят… Ну их, брат, ты мне и не давай!.. Хе-хе!.. Не хватит сдачи, не то што у меня, а целый торг хоша обери!.. Не те года у нас!.. Полтина! – взяв поданную монету, продолжал он. – Энто ладно. Полтину разобью, в карманах понашарю. А ты богатенькой! – с поклоном подавая сдачу, еще любезнее начал Озеров. – Не из царской ли дружины из былой, что с тютюном – лобанчики мешаешь?.. Аль при верховных при боярах… Али… Ась?..
– Як то знаты, чого не знаешь!.. Може, шо я и царский… Та лих, царя якого! Отгадай, коли такой цикавый… Не один стал царь теперь у нас в земле. Як думаешь, стрелец-приятель?.. Як гадаешь?
– А што мне и гадать… Мое дело – продать. Кому ты присягал – тот твой и царь. А я ни поп либо пономарь, штобы пытать у лыцаря: «Ты како веруешь?..»
– У-у!.. Башка ты, хоть и москвич! Не Головин ли…
– От Красных мы озер… Так – Озеровы нас так и прозвали. А… слышь-ко, сват… Есть у меня товарец про твою честь… отменный, нерядовый!.. Гляжу я, погляжу: ты сам-от – лыцарь ба-альшой руки!.. Хоша и не в уборе… Да, ведомое дело: теперя и дворяне, князья-бояре, сами попростей одемшись, на выход выйти норовят… штоб грех какой в пути не приключился… Грабителей тьма развелась! Свои – своих, чужих – чужие душат!.. Да обирают среди бела дня… Особливо коли в мошне погуще у неоглядного господчика… у зеваки!.. Не про тебя я. Вижу, маху сам не дашь, коли бы што приключилось… Ась?..
Озеров громко рассмеялся, хлопнув по плечу казака.
– Ну, ладно. Зубы у меня не болят. Не заговаривай… Товар какой особый есть?.. Скажи аль покажи… Я погляжу.
– Пищаль, мой братец! – озираясь, понижая голос, таинственно заговорил стрелец. – Да, не простая… из царских кладовых, из оружейных!.. Уж как она ко мне попала, – мне знать про то да Богу!.. А тебе ею владеть… Стань так… спиною туды, штобы люду прохожему не было приметно… Я покажу…
Из-под прилавка он достал пищаль, завернутую в рядно. Быстро развернув его, он показал казаку, не давая в руки, чудесную восточную пищаль с раструбом на конце. Ствол витого железа, ложе и длинный, узкий приклад, украшенные богатой инкрустацией, подтверждали слова стрельца, что пищаль не простая, «царская».
– Ась, какова?.. – блеснув на солнце дулом и перламутром насечек, золотыми разводами на прикладе, спросил Озеров и быстро опустил пищаль в уровень стойки, чтобы не привлечь к ней внимания проходящих.
Огнем сверкнули глаза казака при виде редкой, дорогой пищали, которую он оценил мгновенно. Но лицо у него осталось спокойно, ничто не дрогнуло в нем, только губы сжались еще плотнее под черными, нависшими усами.
– С виду не так штобы воно… – процедил он лениво, словно нехотя. – Не дуже… Кхм… Неказиста!.. Видали мы и лучче!..
– Ой ли!.. Слышь, дед у меня, так ён тоже видал, как боярин лапочки гусины едал… Говорит, сладки! Хоша самому едать не доводилось… Ты дело толкуй: берешь ай нет?..
– Коли больно много не запросишь, по-московски, по-вашему… яка цена?..
– Три дашь?.. – осторожно заглядывая в глаза казаку, проговорил Озеров.
– Три… Та чого: «три»?.. Три гривенника!.. Четвертака… або – полтинника… Та ну, сатано, сказывай!..
– Ру-бле-ви-ка!.. – медленно отчеканил стрелец.
Казак только протяжно свистнул вместо всякого ответа и протянул руку за своей покупкой.
– Свистни во дупло, будешь есаулом! – не сдержав досады, проворчал Озеров.
– Есаулом!.. Эге! Я ж и так вже им давно…
– Вот то-то! – снова искательно заговорил стрелец, видя, что казак совсем собирается уходить. – Сам я вижу: не простой казачина!.. Товар кажу, какой бы и полковнику иному был под стать да впору. А ты – свистать почал… штоб барыши мои развеять, што ли! Не годится так, пан есаул!..
– Эге! Я и позабыл приметы ваши купецкие да бабьи забобоны московские… Ну вот. Все одно, пропадать деньгам! Полтинника три дам за мушкету.
– Себе дороже! – принимая суровый вид и укутывая снова в рядно пищаль, ответил Озеров.
– Ховай, бис твоему батькови! Не треба! По твоему запросу я не купец!..
И есаул, пристегнув пороховницу на место, взяв под мышку свинец и мешочек с порохом, кинул небрежно стрельцу:
– Здоров будь, брате!..
Повернулся и спокойно тронулся прочь от ларя.
– Стой, стой! – встрепенувшись, крикнул Озеров, чуть не хватая казака за его жупан. – Стой, пане гетман!.. Куда бежишь!.. Запрос – в карман не лезет. Ай не слыхал?.. Накинь, а я – спущу… Столкуемся авось… Прибавь маненько!..
– «Накинь… прибавь»! Накинуть можно… Та було б за що!.. В пищали браку чи не мае?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65