В это время к черте вышел парень в малиновой куртке.
– Таких удальцов я люблю, – весело сказал парень, тяжёлой рукой хлопнув воина по спине. – Только спор наш ещё не кончен. Эй, там, не зевайте! Поставьте новые прутья!
Три стрелы, сверкая павлиньими перьями, одна за другой слетели с его тетивы, три расщеплённых прута запрыгали в дальнем конце поля.
– А теперь, молодец, мы с тобой потягаемся снова, – шепнул Робин шерифову стрелку. – Только, чур, уговор: если ты меня обстреляешь, я пойду под твоё начало, а если я тебя – гулять тебе со мной вместе по весёлым лесам!
Шериф опустил серебряную стрелу, ожидая, пока смолкнет оглушительный рёв толпы.
– Что ж, – сказал он, когда возгласы стихли, – я не знаю, кому присудить награду. Как сказать, кто из вас метче, если оба стреляли без промаха? Выбирайте, как стрелять вам теперь.
– Пусть Генрих скажет! – закричали в толпе. – Пусть Генрих скажет!
Десятки рук подтолкнули слепого вперёд.
– Пусть померяются, кто лучше бьёт навскидку! – сказал старик.
И тотчас же народ подхватил его слова:
– Навскидку! Навскидку! Бейте навскидку!
Воин кивнул головой.
Он снова вышел к черте и повернулся спиной к полю, держа наготове натянутый лук. Теперь ему не было видно, на каком расстоянии и в каком направлении воткнут будет в землю прут. По слову шерифа он должен был повернуться и, прежде чем шериф досчитает до трёх, спустить стрелу.
– Готово! – сказал шериф. – Раз… два… три!
Воин выстрелил, но промахнулся. Шериф поморщился, потому что желал удачи стрелку своей стражи, а никак не безвестному крестьянину в малиновой куртке.
Когда последний повернулся спиной к стрельбищу и прут был воткнут в землю на новом месте, шериф снова воскликнул:
– Готово! – и отсчитал до трёх.
На этот раз он считал гораздо быстрее, чем прежде, но стрелок в малиновой куртке вовремя успел спустить стрелу.
Вычертив в воздухе широкую дугу, стрела начисто снесла верхушку белого прута.
– Получай же награду! – сказал шериф, протягивая лучнику в малиновой куртке стрелу с наконечником и перьями красного золота. – Поистине ты заслуживаешь имени лучшего стрелка во всём северном крае по сю сторону Трента!
Неизвестный в малиновой куртке поклонился шерифу и весёлой толпе, опуская стрелу в свой колчан.
Синие, рыжие, жёлтые куртки окружили его.
Кто-то тронул стрелка за рукав. Это был хромой стрельник из Трента.
– Нам нужно спешить, друзья, – сказал он, – они скоро раскусят, что обманула их стрела, которая свистит на лету.

16. О ТОМ, КАК РОБИН СПАС ТРЁХ СЫНОВЕЙ ВДОВЫ

«Кафтан, кафтан, – сказал шериф, –
И денег заплачу.
Тринадцать пенсов и кафтан –
Вот плата палачу».


– Что же случилось с твоими сыновьями, добрая женщина? – спросил Робин.
– Сэр Стефен дознался, что это они, – отвечала старуха. – Он дознался, что они зажгли костёр, на котором сгорели все свитки и грамоты вотчинного суда. Они хорошие мальчики, мои сыновья. Как три молодых дубочка! А сэр Стефен схватил их и угнал в Ноттингем, и шериф их повесит теперь. Говорят люди, что ты никогда не оставлял виллана в беде. Помоги мне, спаси моих мальчиков, стрелок!
– Хорошо, – сказал Робин. – Ступай домой и не плачь. Я спасу твоих сыновей.
Он поднял старуху на ноги и обернулся к стрелкам.
– Принеси мой лук, Давид Донкастерский. Ну, молодцы, кто хочет со мной в Ноттингем?
Но стрелок, которого звали Давидом Донкастерским, не тронулся с места.
– Тебе нельзя в Ноттингем, Робин! – воскликнул он. – На Ватлингской дороге вчера стоял герольд и кричал, что шериф объявил за твою голову награду.
– И дорого стоит моя голова?
– Двадцать марок обещает шериф всякому, кто доставит тебя в Ноттингем живым или мёртвым.
– Неправду ты говоришь, Давид, – повёл бровями Робин. – Я был на Ватлинге и сам. Я слыхал, что кричал глашатай. Двадцать марок шериф обещал за мёртвого Робин Гуда, десять марок всего – за живого! Ты говоришь, как трус, Давид!
Весёлый стрелок взял свой лук и колчан, в котором среди других стрел блестела серебряная стрела, подарок лорда шерифа. Его товарищи двинулись за ним, а дрозды свистали в ветвях, щебетали синички и коноплянки, и пёстрые дятлы стучали над головой.
На широкой дороге повстречался Робину нищий, одетый в лохмотья. Робин скинул с плеч свой зелёный плащ и отдал его побирушке, а сам поверх малиновой куртки накинул рубище, в котором было больше прорех, чем разноцветных заплат.
Когда стрелки подошли к Ноттингему, у городской стены они увидели три виселицы и большую толпу народа.
Поминая Христово имя и почёсываясь, как это делают вшивые бродяги, Робин Гуд протиснулся вперёд.
Три сына вдовы, связанные верёвками по рукам и ногам, стояли под виселицами, и шерифова стража в блестящих кольчугах, с копьями, с датскими топорами и с луками в руках окружала их. Шериф сидел на высокой скамье, покрытой сарацинским ковром, рядом с ним сидели присяжные и сэр Стефен.
Священник с распятием подошёл к сыновьям вдовы; библия на железной цепи болталась у его колена; он предложил осуждённым принять перед смертью святое причастие.
Но старший из сыновей отвернулся от исповедника и сказал громко, как смелый человек:
– Святой отец, ты говоришь так, будто мы уже мертвы. Но мы ещё живы, и господь не допустит, чтобы нас лишили жизни за правое дело.
И средний сын отвернулся от священника и сказал:
– Плохо ты служишь господу богу, если служишь шерифу ноттингемскому. – Потом он подмигнул вилланам, стоявшим в толпе. – А палача у них нет! Глядите, он выпил для храбрости слишком много и никак не сладит с верёвкой.
Тут все в толпе рассмеялись, потому что палач и вправду был пьян.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39