А вот если бы вы стали правительственным чиновником, пусть даже офицером-наблюдателем, то почувствовали бы себя точно так же, как дома.
– Сомневаюсь, – ответил я. – Я уже утратил веру.
– Вероятно, этим и объясняются ваши поступки. Задумайтесь. Вы могли жить без семьи и дома, но упорствовали; у вас было несколько возможностей повернуть вспять, однако вы предпочли сразиться, не имея никаких шансов на победу. Это идет вразрез с образом хорошо тренированного профессионального убийцы, пусть даже утратившего иллюзии. Вы пришли к нам добровольно, и в душе сознаете мою правоту. Вы не способны принять нашу систему ни в какой форме, но признаете, что она лучшая из всех мыслимых. Человека с вашим характером жизнь дикаря способна постепенно свести с ума, однако мириться с режимом вы не желаете. А теперь я объясню вам, зачем вы пожаловали сюда. Вы пришли сдаться, и в глубине души понимаете это, как понимаете и то, что таким, как вы, здесь не место.
Я отказывался верить ее убийственно точным и логичным словам. У меня не было никакого желания покончить с собой или лишиться рассудка. Я прекрасно сознавал, что она права лишь отчасти, и не собирался потакать ей, униженно соглашаясь с ее софистикой. Я не мог жить на Медузе; я должен был либо уничтожить систему, либо сложить голову.
Или же все это самообман?
– И как вы собираетесь со мной поступить? – спросил я.
– Неплохо бы заняться вашим обучением. Но для начала, наверное, стоит показать вам ваших друзей.
Любопытно, как вы отреагируете на наше уникальное искусство.
Со стены открывался вид на широкий густой парк. Он очень напоминал курортный комплекс на цивилизованной планете – пляжи с ослепительно белым песком; небольшие бассейны с прозрачной водой, которая стремительно низвергалась вниз хрустальными водопадами; абсолютно безопасные для человека, но такие прекрасные островки степи, покрытые ярким цветочным ковром…
– Сотрудники Первого министра очень любят сады, – послышался голос Фэллон. – Только здесь можно по-настоящему расслабиться и воспарить.
Прищурившись, я посмотрел вниз:
– Там какие-то люди. Она кивнула.
– Здесь постоянно дежурят Девушки Радости. Они готовы в любой момент выполнить каждое желание министра и удовлетворить любую его прихоть, а заодно поддерживают порядок.
– В Конфедерации людей хотя бы не превращают в роботов-рабов, – едко заметил я. Только это отличие между двумя системами бросалось в глаза.
– Не превращают, – согласилась Фэллон. – Однако ее верный страж, не задумываясь, прикончил четырех невинных людей, лишь бы попасть сюда. А скольких еще до этого? У так называемых уголовных элементов, поиском которых вы занимались, Конфедерация, не задумываясь, уничтожала личность и превращала во взрослых младенцев, начисто лишенных силы воли, либо переделывала их психику по собственным стандартам. А иногда просто убивала. И только самые лучшие удостоились чести быть отправленными на Ромб Вардена – да и то благодаря исключительным творческим способностям или связям в мире большой политики; последнее нетрудно понять, ибо те, кто сегодня вершит судьбами преступников, вскоре могут поменяться с ними местами. Вся разница между членами Конгресса и Совета Конфедерации и, с позволения сказать, преступниками вроде Таланта Упсира или Эолы Мэтьюз, – которые в свое время тоже являлись членами правительства Конфедерации, – только в том, что Упсир и Мэтьюз имели несчастье нажить себе влиятельных врагов. Но такова судьба многих политиков.
– А эти рабыни из "мокрых снов" тринадцатилетнего пацана?
– Они служат на своем посту. По нашим законам именно ОНИ – преступники, и вина их бесспорна. Самых опасных мы отправляем на наш собственный Ромб Вардена – на спутники Момрата. А тех, в ком у нас нет уверенности, мы либо убиваем, либо модифицируем. А модифицируя, делаем вновь полезными обществу. Пошли.
Мы вернулись в основные помещения станции и остановились у двери с табличкой "ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ ОТДЕЛ. ДОСТУП ЗАПРЕЩЕН". Я прекрасно понимал, что это конечный пункт моего путешествия. Охранник, ни разу не проронивший ни слова, шел за мной по пятам.
– Изначально личностные установки задумывались как нечто полезное, – продолжала Фэллон; она получала от экскурсии нескрываемое удовольствие. – Откровенно говоря, у нас гораздо больше проблем с психикой наших граждан, чем у специалистов цивилизованных планет. Мы установили любопытнейший факт: после стирания психики житель Медузы обязательно становится женщиной – кем бы он ни был до этого. – Дверь автоматически отворилась, и я увидел демонстрационный зал. За огромной прозрачной стеной стояла психомашина. – Узнаете, кто в кресле?
Я с трудом поднял глаза. Пациента "на кушетке", как любят говорить психиатры, опутывали всевозможные провода и датчики, однако я все же разглядел знакомый профиль.
– Чинг, – тяжело вздохнул я. Фэллон утвердительно кивнула:
– Это состояние обычно называется смертью. Обратите внимание, кожа необычно мягкая и эластичная, волосистый покров полностью отсутствует, а также все изъяны и новообразования. Чистое, но совершенно лишенное конкретики женское тело.
Я кивнул, вновь ощутив бесконечную усталость. Обычная психологическая обработка. Они получают огромное удовольствие, а отказаться я не могу – старо, как мир.
– Очень жаль, что все жители Медузы достигают этой первозданной женской пластичности. Неплохо было бы иметь и Юношей Радости. Однако не думайте, что все Девушки Радости только наложницы. Например, мои личные Девушки – их двое – отличаются великолепно развитой мускулатурой, но очень милы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96