Так вот женщины ниже пояса все одинаковы. Как и мы, кстати. Различия начинаются выше.
Он изрек глубокомысленно:
– Да, сиськи у всех разные…
– Я не о сиськах, – сказал я сердито. – Хотя, конечно, сиськи – это важно. Сиськи – лицо женщины. Но если она личность, то даже размер сисек как-то уходит на другой план. Женщину начинаем ценить за то, что у нее выше женщины! Как и нас ценят не за то, какой размер у нас в штанах… Господи, мы даже жеребцов ценим за их силу, выносливость, скорость, а уж людей? В леди Беатрисе меня поразила сила духа… в такой маленькой и хрупкой женщине дух, как у исполина! У меня душа рвалась… и до сих пор капает кровью, когда это хрупкое существо сталкивается с трудностями и преодолевает их сама, не желая быть в роли всего лишь женщины, игрушки в руках сильных мужчин! Только такие достойны любви и восхищения. А те, которые просто женщины… Ну, не знаю, для гаремов разве что?
Он улыбнулся, отступил с поклоном.
– Отбываю в спокойствии. Как только понадоблюсь, шлите самого быстрого гонца!
– Спасибо, сэр Будакер. Я в вас уверен. И вы в свою очередь можете на меня полагаться.

Глава 3

В типографии сильно пахнет смолой, красками, вареной бумагой, ее готовят из тряпок, мощно и безостановочно потрескивает пресс. Несколько могучих мужчин, обнаженных до пояса, ходят по кругу, как волы на мельнице, поворачивая гигантское колесо с выступающими рукоятями.
Я сделал знак, чтобы работу не останавливали, мне кланялись, не отрывая рук от колеса, навстречу заспешил Миртус, тоже кланяясь часто и пугливо моргая.
– Натворил что? – спросил я негромко.
Он помотал головой.
– Нет-нет, ваша светлость! Все хорошо, даже опережаем график!
– Так чего ты какой-то?..
Он спросил жалко:
– Какой?
– Не такой, – ответил я. – Нет в тебе фильдеперсовости!
– А что это?
– Не знаю, – признался я. – Слышал как-то… Слово больно красивое. И таинственное, как марципан или еще что-то волшебное.
Он понурился.
– Какой из меня фильдеперсовый?
Я сказал с неудовольствием:
– Миртус, все хочу спросить, что ты какой-то тихий и пришибленный? Никогда от тебя не услышишь ни возражений, ни даже подсказки.
Он ответил с поклоном:
– В старых книгах сказано: если ты мудр, не противоречь богачу, правителю, ребенку, старику, аскету, мудрецу, женщине, дураку и учителю.
Я добавил нравоучительно:
– И гроссграфу. Но обсуждать с ним и спорить можешь и должен! Даже обязан, это твое гражданское право… Надо будет как-нить на досуге составить свой кодекс Юстиниана. Не перечить, а спорить! Спорить можно, понял?..
Он переспросил несколько растерянно:
– А как это: спорить, но не перечить?
Я подумал, отмахнулся.
– И я пока не вижу разницы, но она ж есть? Есть. Должна быть. Так что право спора за тобой. В споре ты можешь мягко поправить меня… но только мягко, морда!.. деликатно указать на более короткий и менее ухабистый путь.
Он кивал, лицо становилось все несчастнее.
– Да-да, ваша светлость…
– Ты же теперь не просто забитый маг, – напомнил я строго, – от которого требуют побыстрее переплавлять свинец в золото. Ты уже руководитель!
Он улыбнулся искательно, на меня посматривал снизу вверх вовсе не из-за нашей разницы в росте: будь он на коне и тогда бы ухитрялся смотреть снизу.
– Ваша светлость, – произнес он умоляюще, – не мое это… Вы пригласили инквизиторов, а меня от одного их вида трясет сам не знаю как. Так и кажется, что присматриваются… вот бы пригласили еще и своих магов!
– Так ты ж сам пригласил, – напомнил я. – Куча при-ехала.
Он сказал умоляюще:
– Они тоже не хотят командовать.
– Почему?
– Каждый чего-то стремится добиться в своем тайном… или не тайном деле!
– Ну-ну, – ответил я сварливо, – все дерутся за власть, только вы, чертовы маги, от нее отбрыкиваетесь? Ладно, чё-нить придумаю… Но пока давай руководи. Понимаешь, из тех, кто рвется руководить, не всегда получаются эти… руководители.
Он вздохнул.
– Понимаю.
– Вот я, к примеру, – сказал я, – красавец, умница, весь из себя, а руководить не люблю! Как и ты. Но – приходится. И уже наруководил лучше, чем любители… Надо, Миртус, надо! Будь проще с людьми, и тролли к тебе потянутся.
Теперь я то и дело выезжаю на Зайчике, держа амулет-копалку в опущенной руке, проношусь по обочинам дорог, возле приметных утесов и одиноко стоящих древних деревьев. Люди везде одинаковы: домохозяйки прячут деньги в бельевом шкафу между третьей и четвертой стопкой белья, семьдесят процентов юзеров Инета ставят пароль «123456…», а клады закапывают возле приметных утесов недалеко от проезжей дороги.
Сэр Растер охнул, когда вечером я вывалил на середину стола кучу сокровищ, где одних золотых монет на два кувшина, а еще множество драгоценнейших женских украшений.
– Где вы отыскали?
– По дороге к тоннелю, – объяснил я. – Валяется по дороге, коню пройти мешает! Думаю, надо собрать, а то копыта надколет. Хоть, правда, бабки и высокие.
Он посмотрел вытаращенными глазами.
– Что, прямо на дороге золото?
– Я езжу только прямыми дорогами, – ответил я уклончиво. – Как ворона летит! Бог меня любит, как видите. Как Верховный Паладин ме-е-е-лкого такого паладина. И помогает. Если бы я просил на пропой, думаете, послал бы такое богатство? Самого бы послал, еще бы и наподдал в шею.
Он посмотрел опасливо наверх, словно ожидал увидеть во всем грозном блеске Небесного Паладина, но взгляд уперся в неотделанный свод, крепкий, как Хребет.
– Вы завтра собирались осматривать место…
– Не стесняйтесь, – сказал я благожелательно, – да, осмотрю место, откуда начну рыть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22