– Государства?
– То есть моя, – пояснил я.
Растер кивнул.
– Никто возражать не будет, сэр Ричард! Такие замки пользуются дурной славой. Все равно никто туда не ходит, забирайте. Еще и спасибо скажут. Вы скажите лучше, что с драгоценностями делать будете?
– Миркус проверит, – объяснил я, – нет ли среди них чего-то полезного. В смысле, с магическими свойствами. А так… все на продажу. Я не ворона, чтобы таскать в гнездо блестящие побрякушки.
– Золото должно работать, – согласился он. – Только там много стариннейших монет.
– И что?
– Их можно продать дороже. Намного!
Я вздохнул.
– Некогда. Мне уже сейчас нужны средства, чтобы выдать аванс, а затем оплачивать две-три бригады дюжих каменорубов. Пусть стараются, работают посменно. Еще нужно построить им барак для жилья и наладить доставку продуктов… да много чего нужно!
Он посматривал сожалеюще, но помалкивал. Он рассуждает, как нормальный человек, я – как державный деятель. И хотя я сам порой не знаю, что это такое, и путаю свой карман с государственным, но стараюсь быть по возможности честным.
Чтобы оправдать свое странное для общечеловека отношение к произведениям древнего искусства, как же – археологические находки, я заранее занес их все одним махом в язычество, а это значит, что как верный паладин церкви я просто обязан переплавить сатанинские изображения в золото.
Можно бы и такими монетами расплатиться, кто спорит, камнерубы будут только рады, но отец Дитрих воспротивится: пропаганда языческих ценностей, подрыв христианской базы и еще много чего можно мне присобачить, не особенно и напрягаясь.
Еще за милю до крепости я увидел, что жизнь в ней кипит, судя по тому, сколько в ее сторону двигается нагруженных телег и сколько бодро и налегке подпрыгивают на каменистой дороге пустых.
Растер тоже заметил, держится с гордостью, словно это все его заслуга. Впрочем, он прав, в это время не отделяют себя от сюзерена и все его дела и заботы принимают, как свои.
Открылась сама крепость, солнечные лучи падают отвесно, она блещет странным металлическим светом, уже не янтарь, а золото возвышается над миром, царит и надменно говорит каждому, что после отгремевшей Войны Магов еще не строили столь величественное и громадное.
Плотники у входа в крепость разложили бревна и широкие полосы железа, меряют, ругаются, отпиливают, снова меряют. Я не сразу догадался, что не гигантский плот строят для передвижения по океану, а сколачивают ворота.
Внутри крепость настолько огромная, что еще долго ехали по внутреннему двору, что не двор уже, а громадная площадь, пока пустая, прежде чем приблизились к головному зданию. Я его привычно называю донжоном, хотя, конечно, это скорее, дворец. Хотя да, укрепленный, укрепленный.
Бригадиры и мастера сразу же поспешили с докладами, что сделали и что сделают, я перенаправил к Растеру, а тот с медвежьей грацией указал на некстати появившегося барона Альбрехта. Бобик унесся огромными прыжками проверять кухню, Зайчика любопытные соблазнили старыми подковами, он их грызет, как карамельки, я хозяйским взором оглядывал растущие постройки.
Миртус вышел из своего подвала, что вообще-то давно уже не подвал, и, как чучундр, попытался проскользнуть под стенкой ко входу в другой подвал, где располагается расширенное помещение для алхимиков, бывших магов.
Вообще-то алхимики, по мнению церкви, тоже что-то нечистое, но я уговаривал отца Дитриха не обострять вопрос в этот сложный переходной период.
– Миртус, – сказал я предостерегающе, – ты, что же, не замечаешь самого гроссграфа?
Он смутился, заговорил виноватым голосом:
– Простите, ваша светлость…
– Да шучу, – сказал я с досадой. – Как там идут дела?
– Идут, – ответил он. На лице то появлялась, то исчезала бледная улыбка. – Вы набросали столько идей… Не спят неделями! Да и то…. Там же, на месте…
– Хорошее время, – сказал я, – никто не берет меня за глотку насчет условий труда. Что с типографией?
Он ответил виновато:
– Там этот инквизитор…
– Отец Дитрих? – перепросил я. – И что?
Он сказал с легким укором:
– Это вам он отец Дитрих. А для нас – Верховный Инквизитор. Знаете, вот такие мурашки бегают…
Я вздохнул.
– Знаю. Наука и религия никогда не уживались. Тем более что вы еще не совсем наука, а инквизиция… не совсем церковь. Но надо, Миртус, надо. Считай присутствие отца Дитриха самым лучшим прикрытием своей деятельности.
Он бросил на меня короткий взгляд снизу.
– Моей?
– Нашей, – согласился я. – Потому я и стараюсь, чтобы Великий Инквизитор получил доводы для вашей защиты.
Он сказал робко:
– Мы под вашей защитой, ваша светлость. Но как насчет остальных, их в Армландии много! Их церковь вылавливает и уничтожает с неслыханной жестокостью…
Я пробормотал:
– Ну, насчет неслыханной, это преувеличение… Весь мир жесток, тут уж ничего не поделаешь… пока что. Надо уживаться. К сожалению, ничего пока предложить не могу… Но постараюсь выработать какую-то дорожную карту по сближению научного метода и религиозного. Иди, все впереди!
Я перекинул мешок с найденными драгоценностями на другое плечо, золото весит ох как много, но не успел сделать и пару шагов в донжон, как в бок впился острый взгляд.
Отец Дитрих хмуро смотрел, как я отпустил алхимика, на лице полнейшее неодобрение, губы поджал, а брови сдвинулись на переносице, отчего взгляд приобрел остроту дамасского клинка.
Я пошел к инквизитору, кланяясь еще издали, постарался, чтобы в вороте рубашки поблескивал подаренный им крестик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22