Если пом
ните, Олд Шурхэнд Ч Верная Рука Ч и Апаначка оказались братьями, которы
х утаили от их прекрасной матери, душевно и духовно богато одаренной инд
еанки. Она, одевшись в костюм воина и действуя под именем Кольмы Пуши, мног
о лет тщетно обыскивала города Востока, саванны и девственные леса Запад
а, пока Виннету и я не помогли ей обнаружить искомые следы, а потом и обоих
сыновей. Один из них слыл самым знаменитым вестменом, а другой Ч не менее
знаменитым вождем команчей; оба были люди достойные, оставшиеся верными
дружбе, несмотря на все перемены, которые претерпела с тех пор как их, так
и моя жизнь.
Позже оба женились на красавицах сестрах из племени Виннету, то есть апа
чей-мескалеро, и каждого под Рождество жены одарили сыновьями, унаследо
вавшими дарования Кольмы Пуши в еще большей степени.

Отцы, к счастью, располагали средствами для развития этих врожденных спо
собностей. Янг Шурхэнда и Янг Апаначку перевезли на Восток, чтобы сделат
ь из них людей искусства: первого Ч архитектором и скульптором, а второг
о Ч скульптором и художником. Возложенные на них надежды оправдались. П
о прошествии нескольких лет они приехали в Париж, чтобы обучаться там в м
астерских знаменитейших мастеров, затем продолжили учебу в Италии и, нак
онец, побывали в Египте, чтобы познакомиться там с древними способами ст
роительства гигантских пирамид. На обратном пути они проезжали Германи
ю и посетили меня. Тогда они показались мне очень симпатичными. Я был искр
енне рад им, и не только потому, что они чтили моего несравненного Виннету
как полубога. Их помыслы, а еще больше возможности, тоже были поистине выд
ающимися. Казалось, им нет предела. Но, к сожалению, все это чисто по-америк
ански было поставлено на службу бизнесу и вместо похвалы они получили от
меня очень серьезное предупреждение, которое, как теперь ясно из письма,
они не забыли и не простили мне до сих пор. Пожалуй, именно поэтому ни их от
цы, ни они сами не оповещали меня о своих творческих планах на будущее. До
сих пор я не знал, что же побудило обоих молодых людей обратиться к тайнам
колоссальных скульптур и построек древнего Египта. Но теперь я начал дог
адываться, что достижения, о которых писали молодые люди, имели к этому от
ношение.
Не скажу, что письма, пришедшие одно за другим, во всем порадовали меня. По
чему мне не сказали открыто и прямо, о чем, собственно, шла речь? К чему эти и
гры с лагерным сбором? Подлинно великие и плодотворные идеи рождаются в
уединенных размышлениях, а не в длинных речах, которые рассчитаны лишь н
а короткий ум! Зачем это разделение старых вождей и молодых? К чему еще отд
ельно их жены и другие женщины? А господа из этого странного и весьма сомн
ительного комитета? Они хотели вести заключительное собрание, а значит,
оказывать влияние на решения всех без исключения собравшихся и вносить
туда поправки! Имена обоих профессоров, урожденных индейцев, были мне из
вестны. Но тон, в котором они мне писали, безропотно не снес бы ни Сэм Хокен
с, ни Дик Хаммердалл, ни Пит Холберс. Секретарь и кассир вообще ни о чем мне
не говорили. А Олд Шурхэнд как директор? Что все это значит? Для чего здесь
нужен какой-то непонятный «директор»? Может, чтобы возложить на него мор
альную ответственность или даже исполнение финансовых поручений? Олд Ш
урхэнд давно стал вестменом высшего ранга, но был ли он в состоянии сорев
новаться с хваткой тертого американского дельца, я не знал. Все это казал
ось мне тем сомнительнее, чем глубже я вникал в написанное. Моей жене все э
то тоже не нравилось. Поскольку я упомянул о ней, следует сказать, что и он
а получила личное послание:
«Моя дорогая белая сестра! Наконец мои глаза увидят тебя, хотя моя д
уша уже давно видела твою. Повелитель твоего дома и твоих мыслей придет к
горе Виннету, чтобы посовещаться с нами о Высшем и Прекрасном. Я знаю, он н
е совершит этого путешествия без тебя. Прошу тебя сказать ему, что готовл
ю вам обоим лучшую нашу палатку и что для меня твой приезд подобен теплом
у, возрождающему лучу солнца, которое уже ушло из моей жизни, достигшей св
оего рубежа. Так приди и наполни меня твоей верой в Великого Справедливо
го Маниту, которого я хотела бы чувствовать так же, как чувствуешь ты, моя
сестра!
Кольма Пуши».
Должен упомянуть, что Душенька переписывалась с Кольмой Пуши и переписы
вается до сих пор, и добавлю, что именно это послание не в последнюю очеред
ь повлияло на наше решение. Если я и в самом деле поеду, то уж точно не один.

Пришло еще несколько писем. Выберу среди них лишь одно, поскольку оно пре
дставляется самым важным. Оно было написано прямо-таки каллиграфически
м почерком, на очень хорошей бумаге, и завернуто в большой тотем из тончай
шей кожи антилопы, обработанной так, как это может сделать только индеец,
и имеющей белизну снега и гладкость фарфора. Отмеченные пунктиром литер
ы были раскрашены киноварью и другими неизвестными мне красками. Вот сод
ержание письма:
«Мой белый брат! Я спросил о тебе у Бога. Я хотел знать, среди тех ли ты
еще, о ком говорят, что они живы. И мне пришло известие, что тебя пригласили
принять участие в сентябрьских совещаниях. Они пройдут на моей горе, нав
сегда нарушив ее священное спокойствие и тишину. Ради всего того, что ты к
огда-то любил здесь, а может, любишь до сих пор, заклинаю: повинуйся этому з
ову! Спеши сюда, где всегда был твой второй дом, и спаси своего Виннету! Сей
час его понимают неправильно, не хотят понять и меня!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18