- Устраивает?
- Абсолютно!
- Ну, ну, - сказала Анна Максимовна. - Тебе виднее.
В голове Анны Максимовны было столько тихого, но упорного сопротивления, что Татьяна вышла из себя окончательно.
- И я раз навсегда прошу, - сказала она звенящим голосом, - не будем больше обсуждать эту тему.
- Можно и не обсуждать, - согласилась Анна Максимовна. - И верно: поздно уже обсуждать.
Тут бы самое время было Алексею Палычу стукнуть кулаком по столу, чтобы подпрыгнули на нем ложки-тарелки. Но тогда это был бы не Алексей Палыч. Нет, так он не мог поступить. Ему, в его положении, вообще не надо было бы никак поступать. Но он мирно сказал:
- Аня, давайте не будем ссориться. Всем ведь нелегко: и тебе, и Танюшке. Тем более что у нее сегодня зачет.
Тут очень хотелось бы написать, что Татьяна посмотрела на отца с благодарностью. Но это было бы неправдой. Правдой было только то, что она посмотрела. А точнее - метнула копье из-под длинных ресниц, которые так нравились летчику Саше. Отец-то уж совсем не имел права вмешиваться в дела взрослой дочери!
- Можно и не ссориться, - сказала Анна Максимовна. - Это ты верно заметил: женщинам всегда нелегко. Вот мужчинам полегче. У них времени много, они могут лялякать у пивного ларька, а могут продавщиц пугать. Вот, вроде тебя.
- Я - у ларька? - искренне изумился Алексей Палыч. - Да когда же я?..
- Я говорю: продавщиц пугать.
- Каких продавщиц?
- А Клавдию из овощного. Я у нее вчера была. Она мне селедки баночной оставила... "Прибежал, - говорит, - взлохмаченный весь, не то красный, не то зеленый... Кричит: "Чем ребенка кормить, чем ребенка кормить?!" Я, - говорит, - испугалась: уж не с внуком ли вашим что случилось? А он весь стал бледный, затрясся и кричит: "Имени нет... имени нет три месяца!" Я уж подумала, что у вас пожар или другое что... Вроде как не в себе человек."
С любопытством поглядев на отца, Татьяна отметила, что тот "весь стал бледный".
- Почему же - взлохмаченный? - растерянно спросил Алексей Палыч.
- Да уж не знаю почему.
- И когда я кричал на кого-нибудь?
- Ну, Клавдия и соврет - не дорого возьмет. Но ведь не все же она наврала?
- Мама, - скромно сказала Татьяна, - мне кажется, что папа не может быть красным, взлохмаченным и зеленым. Кричать он тоже не умеет...
- Умею, - с тихой угрозой сказал Алексей Палыч, начиная понимать, куда клонит настырное чадо.
- Не умеешь. Но ты, мама, обрати внимание на одну вещь: он интересовался, чем кормить ребенка.
- Ну и что? - спросила Анна Максимовна, еще не успевшая связать все факты в единый узел.
- А то, что продукты у нас пропали...
- Не пойму я, что ты одно к другому лепишь. Продукты Андрюшины. Разве отец не знает, чем мы его кормим?
- Андрюшу - знает... - многозначительно сказала Татьяна.
- Татьяна! - повысил голос Алексей Палыч. - У тебя во сколько зачет?
Татьяна поднялась из-за стола, повесила на плечо сумку и пошла к двери.
- Интересно, - сказала она, оборачиваясь, - как только я заговариваю о продуктах, ты сразу вспоминаешь о моей электричке.
Татьяна закрыла за собой дверь, но тут же приоткрыла ее снова.
- Интересно! - сказала она. - И даже - странно!
Дверь за Татьяной закрылась.
В эту минуту Алексей Палыч не возражал бы, чтобы она закрылась навсегда.
- Алексей, - тихо сказала Анна Максимовна, - это ты взял продукты?
- Ну, я, - ответил Алексей Палыч.
- Зачем?
- Взял, - сказал Алексей Палыч. - Взял - принес. Хотел купить спросил... купил... забыл спросить... забыл купить... забыл принести... забыл отнести... Зеленым я не был. Бледным не был. Желтым не был. Не кричал. Не трясся.
- Зачем? - настойчиво повторила Анна Максимовна.
- Не скажу! - строптиво заявил Алексей Палыч.
Анна Максимовна оперлась локтями о стол, уперлась подбородком в ладони. Алексей Палыч увидел, что из глаз ее катятся слезы.
- Алексей, - проговорила она, - у тебя есть твой ребенок.
Алексей Палыч, присев к жене, обнял ее за плечи и поцеловал в ухо.
- Аннушка, - сказал он, - у меня нет моего ребенка. Клянусь тебе в этом чем ты только хочешь. Во всей Вселенной у меня нет детей, кроме Татьяны, чтоб ей зачет сегодня не сдать. И не плачь, пожалуйста, попусту, иначе я тоже начну реветь. Ты посмотри, там же все на месте, кроме одной банки.
- Правда? - воскликнула Анна Максимовна, и вопрос этот относился вовсе не к банкам.
- Честное слово, - сказал Алексей Палыч, и ответ относился не к банкам тоже.
- Ладно, - сказала Анна Максимовна, - пора Андрюшку будить. Бог с ней, с этой проклятой банкой.
Когда Алексей Палыч вышел из дома, земля слегка покачивалась под ним. И было это вовсе не от того, что ось земная, как выяснили давно астрономы, немного пошатывается.
За четыре дня чувство опасности несколько притупилось. У входа в подвал Алексей Палыч уже не озирался по сторонам, но, войдя, дверь все же запер.
- Палыч, привет, - сказал мальчик, и в тоне его явно слышалось удовольствие. - Я слышал, как ты идешь. А вчера здесь был не ты.
- А кто же? - встревожился Алексей Палыч.
- Не знаю. Я слышал, как он уходил. Ты, Палыч, не бойся. Я ничего не трогал, не шумел и не включал свет. Я только посмотрел в эту дырочку, - мальчик показал на окно, завешанное газетой.
- Как же он выглядел?
- Не так, как ты.
- Это ясно. Не сможешь ли ты его нарисовать?
Алексей Палыч подал мальчику листок бумаги и карандаш. К его удивлению, мальчик очень легко, несколькими штрихами изобразил женскую фигуру. Рисунок оказался настолько верным, что ошибиться было невозможно.
- Это не он, а она, - вздохнул Алексей Палыч. - Это женщина. Ее зовут Ефросинья Дмитриевна. Что она делала?
- Ничего. Сказала: "Есть кто там?" Потом сказала: "Господи, господи". Потом ушла.
- "Господи, господи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66