— лег в кровать и наконец-то заснул. 2 Он страдал. Борьба с чужой сущностью не просто всколыхнула все его сознание. Она изменила его. Теперь в нем горел пламень той жизни, которая всегда вызывала у него только омерзение. Это было так больно, так отвратительно, так неестественно!.. Он пытался передать свой/чужой пламень окружающим телам, но те отталкивали прочь или же просто игнорировали его.Бес-покойство. Без покоя. Самое страшное, что только можно вообразить!Он неимоверно страдал, но ничего не мог с этим поделать. Да и сможет ли? Ведь все вокруг обладает либо покоем, который есть суть своего обладателя и, следовательно, от которого оный обладатель никогда не откажется; либо — пламенем. А тот, у кого есть такое пламя, не нуждается в дополнительном.Отчаянье. Безысходность. Мучительная вечность ожидания. Беспокойство. 3 — Все готово, и, на мой взгляд, причин задерживаться дольше нету — подытожил Одмассэн.Ренкр сидел на кровати, которую уже успел возненавидеть, и смотрел, как старый горянин мнет в горсти клок бороды.— Завтра выходить. Вот так-то…— Одинокий тяжело вздохнул. Потом обернулся к выходу, бросил через плечо:— Извини, у меня дел по горло, нужно спешить.— Погоди, — остановил его Ренкр. — Перед уходом я хотел бы навестить Монна.— Не знаю, — покачал головой горянин.Парень вдруг заметил, как сильно тот изменился за последнее время — словно стал меньше и сутулее, седые волосы уже начали местами редеть. Чувствовалось, что Одинокий тяжело переживает грядущую разлуку — еще одну — с тем, кого он считал своим сыном.— Монну все еще очень плохо, — объяснил горянин. — Не знаю, полегчает ли.— Все равно, мне нужно увидеться с ним.— Хорошо, — решился Одмассэн. — Идем, я провожу тебя к Кирре, а там уж разбирайся сам.Ренкр рывком подхватился с кровати:— Спасибо!За те несколько дней, пока долинщик вынужден был почти безвылазно находиться в пещере, коридоры приобрели еще более заброшенный вид — или это только показалось? По крайней мере, все так же мрачно вздымалась в затхлый воздух пыль, накопившаяся на полу, так же угрожающе покачивались клочья паутины, свисавшие с потолка, слабо и робко горели факелы, теперь уже не на всем протяжении коридора, а только у входов в жилые пещеры. Казалось, в селении вообще не осталось живой души, лишь изредка доносились далекие отзвуки голосов, шорохи, шаги… и очень редко — смех.— Странно, — тихо промолвил Ренкр. — Даже факелов стало меньше. Куда только смотрит мастер Очес?Одмассэн споткнулся:— Мастер Очес мертв. Уже давным-давно мертв, и даже если бы он был жив, нашлись бы другие дела, более важные, чем замена светильников во всем Центральном коридоре. Думаю, он бы присоединился к какой-нибудь охотничьей группе. Или сам стал бы менять светильники. Не знаю. — Горянин резко дернул головой. — Да и в любом случае наши запасы факелов скоро подойдут к концу. Склады гномов, они ведь не бездонные, пусть даже и защищены магией от тлена.Ренкр с сожалением подумал о мастере Очесе. А еще он подумал о том, что, когда запасы факелов закончатся, сделать новые в нужных количествах будет очень сложно. Наверное, даже невозможно.В десятке смежных пещерах, отведенных для больных и их лекарей, повис гнусный морщинистый запах смерти. На нескольких кроватях лежали укрытые до подбородков раненые, над одним из них склонилась тонкая фигурка Хиинит. Девушка на миг подняла голову, взглянула на вошедших и, приветственно кивнув им, вернулась к своему занятию — она меняла повязку на голове пожилого горянина со слипшимися от крови волосами. Наверное, Одмассэн был здесь частым гостем или же ввиду его особого положения ему дозволялось посещать больных в любое удобное для него время.Одинокий провел Ренкра в соседнюю пещеру, где стояло всего две кровати. На одной из них лежал дряхлый старик, в котором парень с трудом признал Дэрка, другим был сильно изменившийся Монн. Создавалось впечатление, что прежний вэйлорн потерял всякий интерес к окружающему: он безразлично взглянул на вошедших, а потом опять уставился на грязный потолок с отверстием вытяжки, как будто там, в черных разводах копоти и слипшихся комках паутины, скрывалась великая истина, недоступная его пониманию.«Нет, — подумал Ренкр, приглядевшись, — скорее уж ему все равно куда смотреть, просто в потолок привычнее». Было очень страшно видеть известного тебе ранее альва таким… безразличным и безликим, словно умирающее растение. «Он ведь и ест только тогда, когда Кирра напоминает об этом».Здесь было неимоверно душно, сам воздух, проникая в легкие, вызывал раздражение и брезгливость. Нет, не перед умирающими стариками — перед тем, как им приходилось умирать. «Лучше уж даже на поле боя, чем так, постепенно, медленно, доставляя мучения и себе и другим». Ренкр расстегнул куртку, потом ворот рубахи, но от этого стало еще хуже. Да, топили здесь сильно, видимо, стараясь хоть в чем-то угодить старикам. Напоследок.Парень растерянно обернулся к Одмассэну, но тот смотрел сейчас не на него, а на старого друга, которому приходилось вот так заканчивать свои дни— совершенно здоровое тело и больной дух. Да и остался ли дух в том, кого когда-то называли Монном? Или витает сейчас в неизвестных живому альву пределах?Так или иначе, больше делать здесь Ренкру было нечего. Завтра в путь, и оставшееся время нужно потратить с большей пользой, чем стоять над постелью с безумным старцем.Но и уйти просто так Ренкр не мог. Удивляясь тому, что делает, он приблизился к Монну, наклонился над ним и прикоснулся губами к прохладной коже лба. Осколок Камня выскользнул из-под его рубахи и упал на подбородок старика.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128