Пуделиху Черри в пятимесячном возрасте оставил на недельку близкий приятель, уезжавший в командировку. С тех пор прошло пять Лет, а он так и не вспомнил про собачку. Хуч… Появление Хуча - особая история, о ней в другой раз.
- Мать, - засопел в ухо Аркадий, - ты что?
- Ничего, просто задумалась.
Кешка посмотрел на меня с жалостью. Потом вздохнул и пошел в процедурный кабинет. Через минуту выглянула медсестра. Очевидно, она не привыкла улыбаться, потому что губы растянула до ушей, но в глазах сохранила холод Арктики.
- Васильева! - крикнула девушка. Я поглядела на притихшую Катюшу.
- Пойдемте.
- Меня не звали, - вздохнула женщина.
- Ладно, пошли, сами же говорили, что входят по двое.
Мы вдвинулись в довольно большое помещение с огромными окнами. Посередине комнаты стояла ширма, делящая кабинет на две части. В первой находилась кушетка, на которую было велено ложиться Катюше. Во вторую проводили меня и усадили на стул. Медсестра погремела какими-то железками в лотке и недовольно пробормотала:
- Опять унесли.
Потом вздохнула и объявила:
- Вы тут подождите обе, я скоро.
Шаркая тапками, она вышла в коридор. Мы с Катюшей молчали: она на кушетке, я на стуле. Болтать не хотелось, да и ситуация не располагала. В дырочку между складными частями ширмы было хорошо видно Катю, ее бледное лицо и аккуратный кудрявый паричок.
Вдруг дверь распахнулась, в кабинет вошла другая медсестра. Высокого роста, лицо закрыто хирургической маской, довольно крупное тело затянуто в чуть тесноватый халат, на ногах не тапочки, а ботинки. В руках женщина держала большую бутылку. Не говоря ни слова, вошедшая вставила принесенный сосуд в штатив, ухватила Катю за руку и воткнула иголку.
Больная ойкнула и спросила:
- Вы новенькая? А где Гадя? Мне всегда она химию колет.
Медсестра молча наладила капельницу и почти убежала из кабинета. Что-то было в ней странное.
- Какие они здесь все нелюбезные! - крикнула я.
- Да уж, - согласилась Катенька, - лишнего слова не скажут, лают как собаки, а все потому, что мы бесплатные. Вот девица, например, что сейчас приходила, явно новенькая, а тоже злая.
- Почему думаете, что новенькая?
- Хожу сюда почти год, всех знаю, а эту первый раз вижу.
Она замолчала. Я огляделась по сторонам. Шкафчик с какими-то лекарствами, названий которых никогда не видела: циклофосфан, зофран, метод-рексат.
- Пункцию больно делать? - обратилась я снова к Катюше.
Та молчала. Я глянула в дырочку и обомлела: лицо женщины приобрело странный синеватый оттенок, на лбу блестели крупные капли пота. Рот судорожно подергивался.
Я выскочила из кабинета и бросилась к приветливой Аделаиде Петровне.
- Сейчас приду, - пообещала та.
Я понеслась назад. Катюше стало совсем плохо.
Наклонившись над ней, я услышала хриплый, прерывистый шепот:
- Сумка, возьми, отдай, Виолетта, страшная, страшная, отдай…
Женщина захрипела, изо рта потекла пена. Вошедшая Аделаида Петровна моментально выдернула капельницу и принялась делать искусственное дыхание. Откуда ни возьмись принеслась куча народа. В несчастную Катюшу втыкали шприцы, громыхали какие-то аппараты. Потом ворвались двое мужчин с чем-то похожим на утюги, стали прикладывать к голой груди бедняжки и кричать: “Разряд!” Тело подпрыгивало на кушетке, но на мониторе по-прежнему ползла прямая линия. Тут медики заметили меня и незамедлительно выгнали в коридор.
Я села возле кабинета, крепко сжимая две сумочки - свою и Катюшину. Примерно через полчаса появились санитары с носилками, на которых лежало тело, с головой закрытое простыней. Аделаида Петровна высунулась в дверь и поманила меня пальцем. Как агнец на заклание, вошла я снова в уже знакомую процедурную. На кушетке валялись грязные, скомканные простыни, стоял ужасный запах. Медсестра Галя рыдала у окна, судорожно повторяя:
- Не ставила капельницу, ей-богу, не ставила. Пошла в аптеку…
- Прекрати, - оборвала стенание врач, - что, по-твоему, больная сама себе инъекцию ввела?
И как можно перепутать бутылки? Что ты ей впустила, ну!
Бедная Галя затряслась как осиновый лист и зарыдала пуще. Я решила вмешаться.
- Это не Галя делала укол! Аделаида Петровна уставилась на меня во все глаза.
- А кто? Святой дух?
- Нет, конечно. Вошла женщина в белом халате и маске, наладила капельницу и ушла, я все в дырку видела!
Галя подскочила ко мне и схватила за руку:
- Пожалуйста, миленькая, дорогая, душенька, дайте свой адрес и телефон, вы единственный свидетель!
Я отдала ей визитную карточку. Аделаида Петровна промокнула кружевным платком вспотевший лоб, сама сделала мне пункцию, оказавшуюся самым обыкновенным уколом, и усталым голосом протянула:
- Вот ведь как бывает! Столько операций выдержала, шесть курсов химии! И на последнем уколе - аллергический шок! Ничего поделать не смогли.
- Отчего это? - осторожно поинтересовалась я, глядя, как доктор аккуратно упаковывает пробирку с какой-то жидкостью.
- Вскрытие покажет, - сообщила онколог, - скорей всего перепутали бутылки и ввели что-то совершенно неподходящее. Дело подсудное. Никак не пойму, что за медсестру вы видели? Высокая, крепкая, в хирургической маске?
- Да.
- Нет у нас таких. Девочки мелкие, маски не носят. И потом, в диспансере четкое разделение труда. Галя работает только в процедурном. Она делает уколы и капельницы. В другую смену приходит
Лена. Больше никто не имеет права сюда даже заходить.
Покачивая головой, Аделаида Петровна проводила меня почти до выхода. У подъезда в машине сидел Кешка. Мы поехали домой цугом - сын впереди в “Мерседесе”, мать позади него в “Вольво”. Конечно, он на бешеной скорости умчался вперед.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15