косметичка, щетка для волос, детектив, ключи, яблоки, бананы… Только раздувается в боках. Я ее обожаю, а вот маленькую, элегантную, так называемую дамскую, терпеть не могу. Ну какой прок в сумке, куда можно положить лишь носовой платок? Для всего остального приходится брать пакет, очень неудобно. Так вот крохотная сумочка исчезла.
Петр Валерьевич сидел на втором этаже в обшарпанном кабинете, стены которого были выкрашены темно-зеленой краской.
- Романова? - рявкнул он.
- Да, только я не понимаю…
- Ваша? - все так же сурово спросил Дробов и шлепнул на ободранный стол мою лаковую сумку.
- Надо же! - восхитилась я. - Нашли! А где?
- Прочитайте и подпишите, - железным тоном велел мент.
Я взяла протянутый лист бумаги и уставилась в него. Ничего не понимаю!
«Акт утилизации. Мясо, предположительно говядина, - 1 кг 700 гр; сыр твердый, производство Голландии, - 450 грамм, сосиски натуральные, отечественные - 1 упаковка, масло „Анкор“ - 1 пачка, 250 грамм, кефир „Биомакс“ - 1 пакет - 1 литр…»
- Это что такое?
- Гражданка Романова, - сурово сообщил Дробов, - вы помните, где сумку потеряли?
- Нет.
- Между прочим, вместе с ней еще и пакеты с едой были, все валялось во дворе дома восемь…Зачем вы бросили там документы и продукты питания?
Легкий лучик понимания забрезжил в глазах. И как только я забыла! В тот день, когда Кирюшка сломал руку, я заехала на Киевский рынок и купила там вот это самое мясо, сыр, сосиски. А когда Кирик рухнул на асфальт, я отшвырнула вещи в сторону и бросилась к мальчику, потом мы поехали в Филатовскую больницу, сумки же преспокойненько остались во дворе, а кошелек я всегда ношу во внутреннем кармане куртки.
- Как они к вам попали? Дробов поморщился:
- Народ у нас бдительный. Увидели брошенные авоськи и стали трезвонить: бомба, бомба!
Моментально приехали соответствующие службы. Специально обученный человек подошел к пакетам и обнаружил, что там нет ничего особенного, всего лишь упаковки со жратвой. Лаковая сумочка валялась под скамейкой, там обнаружился паспорт и носовой платок. Все вещи были отправлены в отделение, и Дробов стал названивать Маше-растеряше, но трубку никто не снимал, только сегодня отозвалась девочка, назвавшаяся Лизой. Продукты, естественно, испортились, и их пришлось уничтожить.
- Лучше бы домой унесли, - вздохнула я, - все ведь хорошее было.
- Не положено, - угрюмо буркнул Дробов. - Вот здесь подпишите и здесь, теперь тут.
Я весело засмеялась и принялась оставлять автографы.
- Чего смешного? - забубнил Петр Валерьевич. - Больше дел нет, как с вами возиться, а преступность растет…
- Извините, - начала я оправдываться - сын руку на улице сломал, вот я и побросала вещи, а смеюсь, потому что думала, опять по делу об убийстве допрашивать будут…
Дробов крякнул, вытер лысину и вручил мне сумочку.
Глава 5
Следующий день начался с весьма неприметного известия. Не успела я перешагнуть через порог «Алиби», как Наденька кинулась мне навстречу.
- Слыхали новость?
- Нет, - осторожно ответила я. - А что, у нас еще кого-нибудь отравили?
- Сеня, оказывается, давным-давно продал агентство некоему Федорчуку, - затарахтела Надя. - Об этом никто из наших не знал, все считали Гребнева хозяином, а он на самом деле такой же наемный работник, как и мы! И сейчас Федорчук сидит в его кабинете и всех выгоняет. Идите, Евлампия Андреевна, сейчас и вам достанется, мало не покажется… Мне уже расчет дали! Вот так!
В самом мрачном расположении духа я толкнула дверь и оказалась в кабинете. Но вместо приветливо улыбающегося Сени, хватавшегося при виде любого посетителя за бутылку с коньяком, из-за стола поднялся крохотный, щуплый человечек с лицом цвета перезрелого лимона. Жиденькие темные сальные пряди падали ему на глаза, тонкий, сжатый в нитку рот брезгливо морщился.
- Вы кто? - отрывисто поинтересовался карлик.
- Евлампия Андреевна Романова.
Крошка Цахес шлепнулся назад в кресло, выдвинул ящик письменного стола и швырнул мне почти в лицо серо-голубой конверт.
- Агентство более не нуждается в ваших услугах, здесь зарплата за апрель.
Я заглянула внутрь. Три сиротливые бумажки по сто рублей и одна пятисотенная купюра.
- Но я получала намного больше!
- Ничего не знаю, - крякнул уродец, - по бухгалтерской ведомости после уплаты налогов вам вручали восемьсот рублей!
Я в растерянности смотрела на нового хозяина. Это правда, только потом Сеня с улыбкой протягивал фирменный конвертик, где и лежала основная зарплата. Естественно, что мерзкий Федорчук знает об этой традиции, просто не желает тратиться, понимает, что я не пойду жаловаться. Закон-то нарушали оба - Сеня, когда давал, и я, когда брала!
- Вы свободны, - процедил гномик и вытащил из кармана пиджака толстую коричневую сигару.
Я молча повернулась и вышла, забыв попрощаться. Наденька засовывала в большую сумку ручки, карандаши, скрепки… Увидев меня, она хихикнула:
- Ничего ему не оставлю, сейчас еще информацию в компьютере уничтожу и картотеку вышвырну. Пусть новый секретарь бумаги заводит. Прикиньте, он меня, как котенка, выбросил и дал пятьсот рублей. Говорит, такая официальная зарплата, ну не урод ли!
Я медленно побрела к троллейбусу. Конечно, урод. Только легче от этого никому не станет, работы нет, что делать, ума не приложу.
Дома я вошла к себе в комнату, вытащила из шкафа с бельем коробочку из-под датского печенья и пересчитала наличность. Вместе с жалкой подачкой, полученной от карлика Федорчука, выходило чуть больше шести тысяч рублей. Какое-то время мы, конечно, продержимся, но новое место следует искать незамедлительно. Правда, голодная смерть нам не грозит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15