Когда Никите было шестнадцать, он приставал к бабушке Ане с одним и тем же
вопросом: «Зачем?» Он рисовал в голове идиллические картинки свободного
мира и представлял самого себя где-нибудь на Бродвее или на Монмартре.
Ц Что ему стоило остаться? Ц спрашивал он про своего прадеда. Ц Мы бы жи
ли совсем иначе. Я бы…
Ц Ты? Ц улыбалась бабушка Аня. Ц Тебя бы не было, Никита.
Ц Почему?
Ц Потому что твой папа не встретил бы твою маму, женился бы на другой жен
щине, и у них родился бы другой мальчик. Или девочка.
Вот это казалось шестнадцатилетнему Никите совершенным бредом. Что уго
дно могло не состояться в мире. Любая случайность сто, или двести, или милл
ион лет назад имела право повернуть мир в другую сторону. Но он, Никита Рак
итин, не мог не родиться.
Все было готово. Он прихватил фонарик, поднялся вверх по черной лестнице
на чердак, проверил выход на крышу, спугнул шумную воробьиную стаю и так с
ильно вздрогнул от громкого щебета, что потерял равновесие. Ноги засколь
зили по влажной жести. Он успел ухватиться за хлипкую ржавую оградку. Сер
дце забилось, как воробей, сжатый в кулаке. Он еще раз, всей кожей, почувств
овал, как близко подошла к нему смерть, как она дышит в лицо, заглядывает в
глаза с любопытством: страшно тебе?
Влажная от пота рубашка стала ледяной. Ткань примерзала к коже, как желез
о примерзает к языку, если лизнуть на морозе. Вернувшись в квартиру и взгл
янув на себя в зеркало, он заметил кровь на щеке и вспомнил про осколок. На
до вытащить и продезинфицировать, иначе загноится. Он тщательно вымыл ру
ки. Ободранные пальцы не слушались, осколок оказался скользким. Пришлось
глубоко расковырять себе щеку, но боли он все равно не почувствовал. Рако
вина была вся в крови.
Сердце продолжало учащенно биться, и по тому, как упрямо подступал к горл
у страх, он понял: они сейчас придут.
«Уже? Так скоро? Ц пискнул у него внутри тоненький голосок. Ц Я не успел п
ринять душ, выпить чашку чаю, я только что закончил откупоривать мышелов
ку. Мне надо отдохнуть…»
Он кое-как заклеил кровоточащую щеку куском пластыря, выключил воду. Зна
ть бы, сколько еще времени осталось… Страх подсказывал, что не осталось в
овсе. Но страх Ц плохой советчик. Надо сначала понять; зачем они придут. Е
сли только затем, чтобы убить, то это произойдет не сию минуту. Сначала они
должны проверить, дома ли он. А зачем он сам примчался домой? Зачем потрат
ил столько сил, освобождая дверь черного хода? Не проще ли было вообще не п
оявляться в своей квартире?
Нет. Не проще. Для того чтобы исчезнуть, нужны деньги и документы. Но главн
ое, он должен взять из квартиры то, из-за чего его хотят убить. То, что может
впоследствии спасти его. Несколько аудиокассет и компьютерных дискет.

Они будут искать в квартире кассеты, дискеты, фотопленки, негативы и фото
графии. Они обязательно влезут в компьютер. Вот почему он примчался домо
й и потратил столько времени, чтобы подготовить себе путь к бегству чере
з черный ход.
Стационарный компьютер приглушенно пискнул, включаясь. На клавиатуре и
на мыши остались кровавые пятна. Руки дрожали. За окном совсем рассвело. О
н вышел на нужные файлы, переписал на дискету, а затем стал уничтожать бол
ьшие куски текста.
Вот так. Пусть теперь ищут.
Уходить надо прямо сейчас. Он ведь не сошел с ума, он не собирается сидеть
и ждать их, принимать душ, пить чай. Сердце забилось чуть тише, словно спец
иально для того, чтобы он сумел расслышать легкий скрежет в замочной скв
ажине.

* * *

Оксана Егорова вместе с детьми посещала группу «Здоровая семья» год, с д
екабря девяносто третьего по декабрь девяносто четвертого.
Ну не мог же, в самом деле, Иван Павлович связать их, всех троих, жену и двух
сыновей, запереть, посадить в бункер. А слова, категорические запреты, уго
воры, угрозы, просьбы они просто не слышали. Как будто щелкало у каждого вн
утри какое-то устройство, и Иван Павлович становился для жены и сыновей н
еодушевленным предметом, который надо просто обойти, чтобы не удариться.

К декабрю девяносто четвертого группа уже занималась не в физкультурно
м зале школы, а в Доме культуры. Занятия начинались утром и затягивались д
о позднего вечера. Дома никто с Егоровым не разговаривал. Оксана перебра
сывалась с детьми короткими непонятными репликами, и все трое замолкали
при появлении Ивана Павловича.
Ц Ты, папа, живой мертвец, Ц спокойно сообщил однажды Славик, Ц ты питае
шься ядом, и все твои слова Ц трупный яд. У тебя черная мертвая аура. Тебя н
ельзя слушать. Это вредно для здоровья.
Егорову захотелось ударить ребенка. Но он сдержался. Он знал, что Славик с
покойно выдержит удар, не скажет ни слова, не заплачет и молча выйдет из ко
мнаты.
Иван Павлович пытался говорить с Федей, но младший сын отворачивался и м
олчал.
Оксана давно перестала срывать с него одежду и смеяться русалочьим смех
ом. Она теперь спала на полу, в комнате мальчиков.
Как-то после рейса, за бутылкой водки, он поделился своими проблемами с бо
ртинженером Геной Симоненко.
Ц Ну что ты заводишься по пустякам, Иван. Ц сказал Симоненко. Ц Брось, н
е переживай. Сейчас у всех крыша едет. Астрология, черная магия, йога, голо
дание всякие астралы-фигалы, сейчас только самые некультурные, вроде на
с с тобой, этим не увлекаются. Вон, по телевизору показывают колдунов, амер
иканские проповедники приезжают стаями, япошку этого, Асахару, сам Горба
чев принимал. Оксанка твоя перебесится, не волнуйся. Ей скоро надоест, вот
увидишь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23