- Да я в Муроме во сто крат ее краше
найду!
Рабыня вспыхнула, повернулась к Олегу, возмущенно хлопая ртом, как
вытащенная на воздух рыба.
- Ты говори, да не заговаривайся, - заступился за девушку ведун. -
Как бы в Муроме заместо красных девок тебя кат с клещами не встретил.
Язычок слишком длинный не подкоротил.
- Че язык-то, че язык? - обиделся холоп. - Нетто я языком загулял?
Ну, побродил малость без спросу. Может, плетей дадут. Али и простят. В
походе-то на торков я как отличился. Рубился знатно, не бегал. Отчего
язык резать?
Тут Будута был почти прав. За побег от клятвы князь Муромский
вполне мог и запороть его насмерть - себе в утешение, другим для
острастки. Мог и спрос на дыбе учинить, дабы возможных сообщников
выведать. Мог загнать на какие-нибудь работы гнилые - уголь в лесных
ямах пережигать, погреба сырые вычерпывать, ходы тайные копать. Холоп
- это ведь не смерд вольный, не ремесленник слободской. Холоп за
звонкое серебро добровольно свою душу и тело князю продает, а потому и
спроса за него ни по «Правде», ни по совести никакого не будет. Хотя,
с другой стороны - мог и помиловать. Вот только язык беглецу вырывать
- и впрямь никакого резона. Он ведь речей зловредных не вел, князя не
порочил, слов обидных не говорил.
Значит, и страдать должно не то место, которым Будута говорит, а
то, которым думает. Седалище, то есть.
- Хватит трепаться, - отмахнулся Олег. - Перекусим давайте, плот
припрячем, да вверх по реке пойдем. Если повезет, до ночи к ладье
потонувшей выйдем. Ксандр, как мыслишь? Найдем до темноты?
- Нет, не найдем, - мотнул головой кормчий. - Вниз по течению два
дня на веслах... Коли по прямой - так верст тридцать, не менее. А
вдоль реки и вовсе дня два идти придется. Погорячился ты, ведун, про
темноту...
Однако даже Александр Коршунов дал слишком оптимистичный прогноз:
до места крушения первой ладьи путники добирались целых пять дней.
Правда, и шли они не от рассвета до заката, как обычно в походе, а от
силы по полдня. Слишком много времени уходило на поиски пропитания, на
приготовление грибов и бесполезные попытки наесться лесными ягодами. К
тому же, нехоженый берег - это не ямской тракт. Где кустарник на
откосах так нарос, что вдоль него по пояс в воде пробираться надо; где
излучина реки так холм подмыла, что омут прямо под многосаженным
обрывом начинается, и приходится через верх холма, сквозь смородину и
шиповник саблями и мечами путь прорубать. Лишь когда наступил пятый
полдень, кормчий, чавкая по воде под низко склонившейся ивой, вдруг
остановился и вытянул руку, указывая на противоположный берег:
- Смотрите!
- Что там? - подошел ближе Любовод.
- Вон, меж камней бревно ошкуренное лежит. Не иначе, мачта наша
выглядывает, а? И место тут такое... Вроде как на то похожее.
- Если это оно, следы медного стража остаться должны, - напомнил
Олег. - Иди, не задерживайся. И так все ноги промокли.
Путники двинулись дальше по направлению к отмели и уже через
полсотни шагов наткнулись на просеку в ивовом кустарнике, проломанную
от берега до берега. Местами гибкие ветви уже поднялись, закрывая
брешь в своих рядах, местами, наоборот, засохли, переломанные и
вдавленные во влажный песок огромной тяжестью.
- Ну, что теперь скажешь, ведун? - поинтересовался купец.
- Скажу, что все хорошо, нашли. - Середин прищурился на солнце. -
Тогда вам задание: кустики здесь посечь, лагерь разбить да дрова
приготовить, и побольше. Лето летом, но чует мое сердце - продрогну я
нынче до костей. Урсула, отвернись.
Невольница хмыкнула: можно подумать, она голым хозяина не видела!
Но отвечать не стала, послушно отошла в кустарник и начала неторопливо
надламывать ветки возле самых корней. Будута двинулся было за ней, но
вдруг остановился, оглянулся на Олега и, повернув в другую сторону,
тоже принялся расчищать место.
Ведун скинул рубаху, шаровары. Снял с ремня полный поясной набор:
саблю, серебряную ложку в замшевом чехле, сумочку с несколькими
монетками и туесками с самыми необходимыми зельями, один из двух
ножей. Опоясался снова. Ремень сразу стал непривычно легким - он уже
не тянул вниз, а будто рвался кверху, как воздушный шарик. Середин
потер тряпицу на левом запястье, проверяя, на месте ли примотанный к
руке православный крестик, потом хлопнул друга по плечу:
- Тут меня подожди, Любовод, не отходи никуда. Мало ли что...
- Не бойся, Олег, не оставлю, - пообещал купец и тоже начал
раздеваться. - Коли что, враз выручать кинусь.
- Это хорошо...
Ведун повернулся к реке, плавно вошел по песчаному берегу в воду -
по колено, по пояс, потом оттолкнулся и сразу нырнул, не закрывая
глаза и крутя головой во все стороны.
Несколько лет, проведенных в этом мире, приучили его к тому, что,
стоит хоть ненадолго сунуться в воду - обязательно рядом появится
какая-нибудь нежить, привлеченная теплом живого тела, светом
человеческой ауры. Кто из водяных обитателей ласки и любви ищет, кто
согреться хочет, кровушки горячей испив, а кто и душу из тела высосать
не прочь, дармовой энергией напитаться. Посему на глубине уши надобно
держать востро. Разумеется, заговоры от водной нежити ему известны,
знакомцы даже имеются среди холодного племени - но все равно, лучше не
зевать. А то ведь в утопленники можно раньше перескочить, чем первое
слово произнести успеешь.
Ведун проплыл несколько саженей вдоль самого дна, поглядывая по
сторонам - однако хозяев реки не приметил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14