Оуэн провалился в сон, полный кошмаров. Когда он пробуждался в лазарете Миссии, его приходилось привязывать ремнями к больничной койке.
Он потерял голос от криков и воплей, но продолжал клясть всех и вся, в то время как Мун тихонько сидел рядом, старясь утешить и успокоить его, насколько это было возможно. К тому времени, когда к Оуэну вернулся рассудок, он и физически, и эмоционально был истощен до предела. Но он ни разу не заплакал. Мать Беатрис частенько навещала его и предлагала утешение от имени своего Бога, но он отвергал все. В его остывшем сердце не осталось места для каких-либо желаний, кроме спасения Хэйзел — или мщения за нее.
Когда ему наконец разрешили встать, он безвылазно засел в коммуникационном центре Миссии, пытаясь вызвать корабль, который мог бы забрать его с планеты. Любой корабль. Он пустил в ход весь авторитет и влияние, какими располагал, дергал за все известные ему веревочки, разрывался между посулами и угрозами, предлагал любые деньги, но все было бесполезно. Шла война. Точнее сказать, велось несколько войн одновременно. Империя подвергалась атакам хайденов, ИРов с планеты Шаб, Гренделианских чудовищ и инопланетных насекомых, не говоря уж об угрозе со стороны «возрожденных». В нынешних условиях Оуэн уже не являлся столь значимой фигурой, чтобы посылать из-за него драгоценный корабль к лежащей в стороне от оживленных космических трасс Лакрима Кристи. Ему не оставалось ничего другого, кроме как ждать.
Наверное, Охотник за Смертью разнес бы вдребезги этот чертов коммуникационный центр, если бы не мать Беатрис, если бы не ее глаза, полные искреннего и глубокого сострадания. Вот и вышло, что вместо разрушения Оуэн занялся восстановлением разоренной Миссии. Благо, работы было выше головы. Он заставлял себя есть и пить с регулярными интервалами, потому что стоило ему забыть об этом, тотчас мать Беатрис или сестра Марион оказывались рядом и стояли над ним, пока он не подкрепится. Когда тьма сгущалась настолько, что работать становилось невозможно, Оуэн ложился на койку и, притворяясь, будто спит, с опустошенным сердцем дожидался рассвета.
Восстановление продвигалось медленно, в последнем противостоянии он сжег силы, дарованные ему Лабиринтом. Теперь он был не сильнее и не быстрее обычного человека. Особые способности оказались утраченными, забытыми, точно слова старой песни, которую он так и не мог толком вспомнить. И хотя порой нескончаемыми бессонными ночами ему казалось, будто где-то на задворках подсознания что-то шевелится, на поверхность это «что-то» так и не поднималось. Когда наконец наступало новое утро, оно находило Охотника за Смертью всего лишь человеком.
День за днем он проводил, работая бок о бок с теми из прокаженных, которые были в состоянии трудиться. Они, участок за участком, восстанавливали высокую стену. Работа даровала своего рода успокоение: во всяком случае, он снова стал человеком среди людей, частью человечества, а не отрезанным ломтем. Членом сообщества, а не вождем. Его привлекала возможность забыться в монотонной работе, отупляющей, но не бессмысленной, и в конце каждого дня видеть достигнутый результат. Еще несколько дней, и стена Миссии будет восстановлена, останется лишь заделать дыры на покатых крышах и ликвидировать прочие мелкие повреждения. Это пугало: Оуэн не знал, чем сможет занять себя потом.
Он устал настолько, что, выпив принесенное прокаженным вино, даже не поморщился от горечи. Они снова стали добавлять в него стрихнин, чтобы придать напитку чуть больше остроты.
— Она может находиться где угодно, — тихо промолвил он, сознавая, что лишь понапрасну себя мучает, но не имея сил остановиться. — На любой из планет системы Обейя. Мне там бывать не доводилось, и никого, кто там бывал, я не знаю. Выяснить, на какой из тамошних планет ее прячут, невозможно. И они могут делать с ней все, что угодно. Всем известна репутация Кровавых Наездников: они превратили пытки в искусство и убийство в науку. Возможно, она умирает прямо сейчас, а великий, могущественный Оуэн Охотник за Смертью ничего не может предпринять для ее спасения.
— Что толку терзаться, Оуэн, — подал голос Оз. — Она мертва. К настоящему моменту ее наверняка убили. Оплакивай ее, но пойми, что ей уже не поможешь.
— Я не могу.
— Тогда, по крайней мере, будь терпелив. Рано или поздно какой-нибудь корабль придет.
— Я люблю ее, Оз. Я готов умереть ради ее спасения.
— Это само собой.
— О господи…
— Тсс, Оуэн. Тсс.
Внезапные испуганные крики заставили Оуэна резко вскинуть голову. В следующее мгновение он вскочил, отбросив винную чашу в сторону: недавно установленный на место фрагмент стены, разрушив крепления, угрожающе накренился, нависнув над дюжиной копошившихся под стеной прокаженных. Он весил несколько тонн, и канаты, которые должны были удерживать его на месте, лопались с громким треском, один за другим, словно выстрелы. Прокаженные бросились врассыпную, но было ясно, что прежде, чем они успеют отбежать на безопасное расстояние, стена накроет их и раздавит всмятку.
Оуэн прошептал родовое кодовое слово «спурт», и сила огненным потоком влилась в его мышцы. Мир вокруг него зримо замедлился, в то время как его движения многократно ускорились: обретенный в результате генно-инженерных манипуляций наследственный дар клана Охотников за Смертью снова, пусть на короткое время, превратил Оуэна в сверхчеловека. В считанные секунды, преодолев расстояние, отделявшее его от рушившейся стены, он обеими руками ухватил последний уцелевший страховочный канат. Его пальцы сомкнулись вокруг толстого, натянувшегося как струна троса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27