Помалкивали и гости: в таких случаях расспрашивать не принято.
Машины устремились по дороге из Москвы. Поворот, другой - и уже вдоль
бетонки серый голый лес, бесснежный, угрюмый. Повертелись еще с полчаса и
уткнулись в ворота. За небольшим забором уютная дачка, чисто выметенные
дорожки, кучки пожухлых листьев под деревьями, оставшиеся как память о
прошедшей осени.
Их проводили в дом. В одной из комнат за столом сидел толстый
мужчина, шумно прихлебывал чай из блюдечка. Познакомились. Фамилия и имя
мужчины не говорили ровным счетом ничего: Борис Чичерин. Чувствовалось,
что этот толстяк добрый и радушный человек. Он тут же пригласил всех к
столу, угостил чаем, бутербродами. От улыбки Чичерина стало как-то
спокойнее, ушло напряжение, в котором с самого утра находились бойцы
группы "А". Ведь никто и словом не обмолвился, зачем их подняли по
тревоге, вызвали в Первое главное управление, отвезли в подмосковный лес.
Оставалось только теряться в догадках.
Ждать пришлось недолго. Появился представитель руководства Первого
главка, поздоровался и в нескольких словах объяснил задачу: охранять
людей, которые будут им представлены. Охранять днем и ночью, беречь пуще
собственной головы.
И добавил после паузы: "Это большие люди, о которых пока не знает и
не должен знать мир".
Мир и вправду еще не знал опальных, бежавших от гнева Амина,
Ватанджара, Анахиту, Нура. Редко кто слышал за пределами Афганистана и о
Бабраке Кармале, хотя он был соратником Тараки, одним из создателей НДПА,
секретарем ЦК, а с 1976 года послом в Чехословакии.
Впервые увидели их и бойцы группы "А". Трое мужчин и женщина вошли в
комнату, остановились. На полшага впереди оказался человек с темным,
словно загоревшим до черноты лицом, с большим горбатым носом, с черными,
как маслины, глазами. Был он широк в кости, плотен телом. Одет в
европейский, отменно сшитый костюм.
Борис Чичерин представил гостя: - Бабрак Кармаль!
Непривычное словосочетание. Изотов повторил про себя имя и фамилию
афганца: как бы не забыть, не дай Бог.
- А это Нур Ахмад Нур, - назвал Чичерин следующего, стоявшего за
спиной Бабрака высокого, почти лысого, но еще молодого мужчину. - Он
учился у нас, знает русский язык.
Нур смущенно кивнул, соглашаясь, и узкая щеточка седых усов над
верхней губой, обозначила слегка заметную улыбку.
- Анахита, - продолжал Чичерин, указывая чуть заметным движением руки
на смуглую женщину с темной косой, уложенной вокруг головы. Она, как
Бабрак и Нур, была в европейском костюме. Надо сказать, что никто не
заметил улыбки или тени смущения на ее лице. Чувствовалось, что Анахита
горда и своенравна. Борис потом объяснил: она из богатой семьи, получила
хорошее образование, всегда оставалась ярым приверженцем и самым преданным
другом Бабрака. Когда его будут снимать со всех постов, Анахита, одна из
немногих, встанет на защиту генсека.
Рядом с Анахитой - высокий, поджарый, в отличие от остальных, со
светлой кожей лица молодой человек. Смоляные волосы да черные усы выдавали
в нем афганца, а строгого покроя френч - военного. Ватанджар действительно
оказался профессиональным военным, танкистом, героем Саурской революции.
Оказывается, его боевая машина и сейчас стоит на площади перед дворцом. Он
в апреле 1978 года на своем танке возглавил ударный отряд, двинувшийся из
Пули-Чархи в город, и первым вступил в бой с национальными гвардейцами,
охранявшими президентский дворец.
А теперь - здесь, в Подмосковье, на секретной даче, подавленный и
растерянный.
Что там у них происходит, если секретари ЦК, герои, скрываются за
тысячи верст от дома? Называется, свершили революцию. Говорят, река Кабул
сегодня красна от человеческой крови. Неужели правда?..
- Вот, пожалуй, и все, - подвел итог представитель командования. -
Теперь распределитесь, кто за кого отвечает. Осваивайтесь. Ждите команды.
Для удобства общения и пущей секретности афганцам предложили
называться русскими именами.
- Вот Ватанджар, - взял на себя инициативу Чичерин. - Мухаммед Аслан.
К чему тут ближе - Миша, Саша?
- Саша! - сказал кто-то.
- Хорошо, значит, Саша.
И Борис заговорил на дари - гортанно, распевно, видимо, объясняя
афганцам целесообразность присвоения русских псевдонимов. Те согласно
закивали. Дали всем русские имена и на том, собственно, закончили.
А все-таки непривычно было воспринимать клекот Чичерина, распевающего
незнакомые слова, видеть сверкающие искры в черных, глубоких глазах
Бабрака, слышать тоненький, почти женский, голос танкиста Ватанджара. Как
дальше сложится судьба этих людей? Неспроста ведь они оказались на даче
ЛГУ, в лесу, под секретом. Каждому понятно, что неспроста.
Осваиваться долго не пришлось. Подали машины; опять голые, продрогшие
деревья за окном, продуваемый всеми ветрами аэродром. Так неласково
провожала их Москва. Но Ташкент встречал ярким, совсем не зимним солнцем,
теплом. Казалось, вот-вот у взлетной полосы пробьется, выстрелит тонким
лучиком зеленая трава. И вновь дача, только не скромный подмосковный
домик, а настоящий дворец в миниатюре. Дворец первого секретаря ЦК
компартии Узбекистана Рашидова.
Ужин со спиртным, на завтрак пять блюд на выбор, красавицы официантки
предупредительны, скромны. Ребята бродили по даче, удивлялись: живут же
люди. Шутили между собой, мол, поживем и мы когда-нибудь при коммунизме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91