Он не лишен сострадания, то и дело говорит, что ему жаль детей,
пытается философствовать о добре и зле. Даже шутит! Но вот лишь один
непредвиденный случай - в радиостанции террористов село питание. Штаб
послал к автобусу женщину, работника аэропорта, с новыми батареями.
Ну а кого же послать? Мужчину? Бандиты могут решиться на отчаянный
шаг. Увидев в окно женщину, Якшиянц пригрозил: "Если еще кто-нибудь
подойдет, как эта женщина, без предупреждения, - уничтожим автобус".
Зайцев: Не было другого выхода. У вас село питание.
Якшиянц: Питание у нас нормальное. Просто вам трудно кнопочку нажать.
Полковник Зайцев "нажимал кнопочку" и вел переговоры одиннадцать
часов без перерыва. Уговаривал, увещевал, лавировал, уходил от вопроса об
оружии. Упорно работали местные комитетчики: они выявили сообщников
Якшиянца, доставили в аэропорт отца одного из бандитов - Муравлева.
Отец: Володя, доброе утро.
Муравлев: Здравствуй, папа.
Отец: Володя, мне страшно и я плачу. Что ты творишь? Что ты делаешь с
детьми? Остановитесь. Не оставляйте Родину, важнее Родины ничего нет! Куда
вы катитесь! Подумай о бабушке, о дедушке Саше, подумай. Ты на его земле
сейчас. Кого ты бросаешь? Остановись, сынок! Я тебя прошу. С ваших голов
ни один волос не упадет. Это гарантии правительства, Горбачева. Если он
сказал, кому еще верить в нашем государстве?
Муравлев: Слушай, папа, мы повязаны друг с другом: кто выйдет, тот
должен умереть. Такой закон у нас.
Отец: Никто вас умирать не заставляет. Вы должны жить. Вы молоды.
Муравлев: А что, разве плохо для государства валюту заработать?
Подумаешь, пройдет каких-то десять лет, и мы эти два миллиона вернем.
Ничего не случится.
Отец: Два миллиона захотели? Зачем они вам, эти два миллиона? Честно
надо трудиться. У нас в семье копейку зарабатывают трудом. Твой дедушка
Ваня трудился, молотком добывал свой хлеб. Сынок, я должен с вами
поговорить.
Муравлев: Не надо.
Отец: Ты хотел бы с матерью встретиться, проститься? Если она вас
попросит, как сыновей, одуматься и вернуться, согласись.
Муравлев: Больше нечего сказать?
Отец: Ты не хочешь со мной в последний раз поговорить?
Муравлев: Нет, не надо, тут все против.
Отец: Можешь дать микрофон Павлу? Его Павлом зовут?
Муравлев: Не надо, все это впустую.
Отец: Володя, одумайтесь, там же маленькие дети, я слышу, они плачут.
Муравлев: Кто плачет? Они смеются.
Отец: Володя, ты подумай, если бы такое случилось с твоим двоюродным
братом Алешкой, Лехой. Он такой же маленький.
Муравлев: Уже поздно задний ход давать.
Отец: Я с матерью разговаривал. Знаешь ведь, какое у нее здоровье.
Муравлев: Не могу я, не уговаривай.
Отец: Положи ее в гроб тогда, положи в гроб. Мать у нас труженица,
тебя любила, лелеяла, обогревала, обмывала, кормила, в детский сад водила.
Ты вспомни это, сынок. Давай я подойду. Хочешь или не хочешь, я обязан
сказать. Я все-таки отец.
Якшиянц: Не надо мучить парня. Он волнуется. На протяжении двух
месяцев каждый из нас обдумывал. В любой момент мог отказаться. В любой
момент. Сто раз!
Отец: Павел...
Якшиянц: Для меня не имеет значения, сколько нас человек. Здесь
достаточно одного с зажигалкой. Даже если вы заберете всех, со мной вопрос
не решите. Если кто будет подходить, я водителю и этой бабе-училке уши или
что-нибудь еще отрежу и выброшу прямо в лицо...
Волк показал зубы, почувствовав опасность. А дети который час сидели
в душном, пропахшем бензином автобусе. Отец Муравлева взывал к совести
бандитов.
Отец: Деньги есть, самолет стоит, но мы, советские люди, обращаемся к
вам. Я, как отец Володи, обращаюсь. Подумайте еще раз. Какое кощунство -
взять детей заложниками. Такого даже варвары не делали.
Якшиянц: С помощью ума, силы, хитрости они хотят добиться
результатов. Но мы-то стоим по другую сторону баррикад. Нам надо добиться
своего! Мы не грубим, не торопим. А можно события поторопить. Парочка
жертв, и события потекут, побегут. И правительство приедет. Боже мой! Это
очень много - тридцать человек.
Да, это очень много - тридцать детских душ. Аэропорт был оцеплен
солдатами, танки и бронетранспортеры замерли у летного поля, боезапас
наготове. Они могли бы стереть с лица земли батальон, а может даже полк
противника, но оказались бессильными перед горсткой бандитов. "Альфа" тоже
была бессильна. Пока бессильна.
У микрофона другой бандит. Он назвался Германом.
Герман: Вы не приняли наши условия с автоматами и бронежилетами?
Зайцев: Жилеты лежат, восемь штук. Мы готовы передать их в любое
время.
Герман: В чем тогда дело? Все предельно просто.
Зайцев: Вы можете принять бронежилеты. Сколько штук требуется?
Герман: восемь бронежилетов и семь автоматов.
Зайцев: Мы ведем речь о бронежилетах.
Герман: И об автоматах тоже. Это входит в наши условия.
Зайцев: Герман, я каждому разъясняю: автоматическое оружие по нормам
международного права запрещается ввозить как в Советский Союз, так и в
любую другую страну мира. Вы поймите.
Герман: А как это станет известно, что мы ввозим?
Зайцев: После приземления местная полиция сделает досмотр.
Герман: Можно тайник в самолете придумать.
Зайцев: За это ответственность еще больше. Я повторяю, вопрос о вашем
вылете решен. Вы требовали деньги - Советское правительство готово
выделить их. Вы требовали бронежилеты - мы готовы дать бронежилеты. Но
просим в обязательном порядке соблюсти непременное условие:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91