!
– Они вообще непостижимы, – бросил сквозь зубы Родри. – Мне тоже тошно, поверь. Но меня сейчас больше тревожит судьба ее сыновей. Где их отец?
– Остался где-то на севере со стадами, во всяком случае, в последний раз его видели там. Но если ты послушаешь моего мнения, а не того, что разделяют все, так мальчикам будет лучше здесь, под опекой дяди, – лицо банадара скривилось в кислой гримасе. – Если повезет, мы отыщем их отца на зимних стоянках. Алардан нынче вечером завершится, и мы направимся на восток.
– На восток?
– К полям мертвых. Да, ты же еще не бывал там, верно? Дорога отсюда недалекая, и мы сможем доставить тело туда для сожжения, по холоду это проще, ведь правда?
Родри ощутил глухое беспокойство. Священные поля мертвых лежали прямо на границе Элдиса, в каких-то ста милях от Аберуина, где он некогда правил как гвербрет, совсем близко от тех мест, которые он считал родиной.
– Что с тобой? – спросил Калондериэль. – Ты побледнел…
– Я? Да что ты! Мне просто грустно оттого, что и Старшие братья иногда умирают молодыми. Давай поскорее завершим алардан, какие положено обряды выполним, и в путь. Чем скорее выступим, тем лучше.
Женщины осыпали тело Олддны пряными травами, покрыли сплошь сухими цветами и завернули в белое полотно. Тело уложили на носилки, с пастбища привели белого коня, которому предстояло доставить умершую туда, где покоились ее предки. Когда весь род с обозом и детьми оставил место общего сбора, этого коня с его ношей вывели вперед, и он возглавлял поход до самого конца, а Родри и Калондериэль ехали по сторонам его. Мальчиков, под присмотром дяди и бабушки, поместили ближе к концу процессии; они были подавлены всем происходящим, но вряд ли испытывали настоящее горе. Король и его юный сын сочли необходимым ради приличия сопроводить банадара, и их спутники, естественно, последовали за ними, придав процессии особую торжественность.
Двое суток с лишним занял переход до озера Скачущей Форели. Все это время питались припасами, оставшимися от праздничного пира, и спали ночью в холоде, потому что никто не смел разводить огонь, пока душа Олддны не отправится благополучно в мир иной. Плоская равнина мало-помалу поднималась, и на третий день с утра перед путниками открылась цепочка округлых холмов, поросших травою. Наконец, сразу после полудня, пасмурного и напоминающего о зиме, они перевалили через вершину последнего из холмов. Далеко внизу, у подножия зеленеющего покатого склона, в узкой долине серебрилось озеро, словно длинный палец, указывающий с юго-востока на северо-запад, где темнел густой лес. Сосны росли там правильными рядами, что, несомненно, не могло быть естественным явлением. Северный берег озера оставался, однако, открытым. Калондериэль указал туда рукой и сказал Родри:
– Вот, это там. Священные поля моих предков, да и твоих тоже. Тело отца твоего отца сожгли здесь, под сенью тех деревьев, но супруга его, я полагаю, умерла слишком далеко в степи, чтобы ее могли доставить сюда.
Когда спустились к озеру, Родри обнаружил, что открытый берег обустроен, как лагерная стоянка: на равном расстоянии друг от друга выложены камнем круги под кострища, а рядом с ними – маленькие шалаши для хранения дров (чтобы не отсырели) и провизии (чтобы не растащило мелкое зверье). Оставалось уже мало времени до сумерек, и пришлось спешно заняться расстановкой шатров и устройством коновязи – кони могли сбежать, если ночью случится гроза. Уже стемнело, когда Калондериэль разыскал Родри:
– Пойдем за дровами. Женщины сказали мне, что сожжение необходимо произвести сегодня.
Они пересекли аккуратно расчищенную опушку леса и углубились в пропитанный ароматом смолы коридор между ровными стволами. Пройдя ярдов десять, вышли на поляну, посреди которой возвышалось строение из сложенного насухо камня и грубо обтесанного дерева, длиною примерно в тридцать футов. Внутри оно оказалось забито поленницами дров – такой запас в степи сочли бы неоценимым богатством.
– Отлично, – сказал Калондериэль, – теперь пойди и приведи мужчин. Нам нужно справиться прежде, чем пойдет дождь.
Но дождевые тучи, словно сочувствуя их горю, так и не пролились. Поднялся ветер и унес их, открыв высокое небо, усеянное звездами. Около полуночи соплеменники сожгли тело Олданы, и душа ее, освободившись, отправилась на встречу с богами. Родри держался в задних рядах рыдающей родни; он давно уже жил среди народа Запада и не раз присутствовал при огненном погребении, но всякий раз это смущало его, привыкшего хоронить родных и друзей в потаенном мраке земли, вместе с вещами, которые те любили при жизни. Незаметно для самого себя он вышел из толпы – там отступая на шаг, тут меняясь с кем-то местами, и вдруг очутился один в темноте.
Ночной ветер хлестал по водам озера и завывал между деревьями, словно подпевая плакальщицам. Родри проняла дрожь и от холода, и от тоски – ведь Олдана была и в самом деле так молода и так красива… Они не были близки, но он чувствовал, что будет скучать по ней. Для народа Запада, последних выживших потомков некогда процветавшей расы, ныне балансирующей на грани исчезновения, любая смерть была трагедией, а уж уход из жизни женщины, способной произвести на свет еще многих детей, воспринимался как роковой удар. Плакальщицы заводили снова и снова свои напевные жалобы, мужчины отвечали им, и Родри не выдержал. Сорвавшись с места, он побежал, куда глаза глядели, через опустевший лагерь, на берег озера, и дальше, дальше, пока не упал, споткнувшись о кочку, и замер, растянувшись на земле. Долго лежал он в высокой траве, тяжело дыша, потом сел и увидел, что зашел далеко:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139