– Самосуда не будет, – спокойно улыбнулся Федор.
– Божий суд, начальник, это покрепче твоей юстиции, – вставил еще один мужик.
– Самосуда не допущу, – повторил капитан.
– Не думаю, что вам стоит защищать ведьму, полицейский.
Проповедник произнес фразу очень негромко, но тишина, молниеносно установившаяся на площади, показала, с каким уважением местные относятся к монаху. Степан вспомнил, как приезжал сюда с помощником губернатора, с кандидатом в депутаты Государственной Думы, с главой районной администрации. Тогда тоже были собрания на этой самой площади, но всегда были такие, кто болтал в задних рядах или лузгал семечки, придя на сборище “за компанию”. Проповедника же местные слушали очень внимательно, как никого другого, и это было плохо. Полицейский понял, что первый раунд он уже проиграл.
– Вы местный батюшка?
– Вы знаете, кто я, – бесстрастно ответил монах. Григорий опустил глаза. – В деревне нет прихода.
– Как вас зовут?
– Отец Иван.
– Вы священник?
– Да.
Высокий, лет шестидесяти на вид, проповедник поражал огнем, горящим в больших глазах. На сухом, морщинистом лице они выглядели живо и молодо, завораживали, привлекали внимание.
– Почему вы называете Пелагею ведьмой?
– Так сказали люди, – пожал плечами проповедник. – Они добрые христиане, православные, и я не вижу причин не верить им.
– В чем вы ее обвиняете?
– Господь не дал мне права обвинять, – терпеливо, как неразумному ребенку, объяснил монах. – Я могу лишь проповедовать, нести слово Его… и помогать.
– Чем помогать? Почему вы вообще решили, что в их словах есть хоть капля правды? Эти несчастные коровы…
– Степан Васильевич, – проповедник сделал маленький шаг к полицейскому и еще больше понизил голос. Теперь, несмотря на все усилия, собравшиеся на площади жители не слышали ни одного слова монаха. Он говорил только для капитана. – Степан Васильевич, не мешайте мне. Рано или поздно вы поймете, что я спасаю эту женщину. Спасаю от них, спасаю от нее самой. Не мешайте мне.
– Я не допущу самосуда, – прохрипел полицейский.
– Если бы я захотел, Степан Васильевич, вы бы смогли добраться до деревни только к вечеру, но я уверен в вашей выдержке и благоразумии. Вы пойдете с нами и убедитесь в том, что я прав. Возможно, это укрепит вашу веру.
Отец Иван повелительно оглядел площадь.
– Мы пойдем к Пелагее сейчас!
Полицейский насупился. Мужики вокруг не буянили, были трезвы, но он видел, что они уперлись. Теперь их не остановить. Можно было бы пойти на принцип, встать в позу, угрожать, но каждый из них охотник, у каждого дома ружье, а то и не одно, да еще и нарезное есть. Полицейский не верил, что мужики возьмутся за оружие, но проверять не собирался. Григорий говорил, что Федор пользуется большим авторитетом в деревне. Он был помощником лесника и тайгу знал, как “Отче наш”. И мужики понимали, что Федор не из вредности, а от знания указывает им сроки и места охоты, контролирует вырубку и рыбалку. Для того, чтобы тайга и детям их осталась и внукам. Чтобы зверь не ушел и богатства не исчезли. Полицейский знал, что Федор уже “разбирался” и с китайцами, и с рвачами-браконьерами, и догадывался, чем заканчивались эти разборки. Тайга большая, но пускать сюда кого ни попадя мужики не хотели. Они здесь были хозяевами и терпеть ни от кого не собирались: ни от чужаков, ни от собственной ведьмы.
Зря, зря Пелагея связалась с лесовиками.
– Идут! – Таня посмотрела на старуху, и в ее глазах блеснули слезы. – Бабушка, они идут!!
– Все хорошо, милая. – Пелагея нашла в себе силы улыбнуться и погладить внучку по светлым волосам. Ее рука не дрожала. – Все хорошо. Ты поди через огород в лес. Поди, там побудь, а потом возвращайся.
– Я не хочу! – Девочка покачала головой. – Я с тобой.
– Я, милая, сама с ними поговорю, – спокойно сказала старуха. – Ничего они мне не сделают.
– Тогда зачем мне уходить?
– Так надо. – Пелагея стала серьезнее. – Я так хочу. Иди.
Таня послушно кивнула и медленно побрела к двери.
– Быстрее иди, – велела старуха.
И только убедившись, что осталась одна, Пелагея вышла к забору и тяжело оперлась на столб.
“Что ж, Федор, одного урока тебе оказалось недостаточно? Будет еще”. Старуха была уверена в своих силах, и даже весть о каком-то монахе, которую принесла Таня, не заставила ее усомниться. Гораздо больше ее беспокоил полицейский.
“Надеюсь, у него хватит ума молчать о том, что увидит”.
До дома старухи оставалось шагов двести.
К громадному облегчению капитана, мужики вели себя смирно. Шли к Пелагее молча, сосредоточенно, на лицах не было ярости или злобы. Мужики шли, как на работу, как на охоту, как в поле: спокойно, размеренно, но неотвратимо. Хмурились, конечно, но лишнего себе не позволяли. То ли действительно побаивались ведьму, то ли сдерживало присутствие проповедника. Монах вышагивал первым, спина прямая, как палка, голова гордо поднята, в руках раскрытая Библия.
“Изгоняющий дьявола, – полицейский криво усмехнулся. – Ну, ладно, проповедник, посмотрим, что ты будешь делать, а уж потом, не обессудь, от вопросов тебе не отвертеться”.
Что нужно Курии? Кто за ней стоит? Для чего дурачить мужиков, прикрываясь именем церкви? Дорога до города длинная, волей-неволей разговоришься…
Снова заморосил дождь. До дома ведьмы оставалось шагов сто.
“А не разговоришься, поедем в управление. Вызовем кого-нибудь из епархии и будем разбираться, кому в наши дни понадобилась охота на ведьм. Кому надо безобидных старух трогать…”
Капитан споткнулся и остановился, потрясенный простотой обрушившейся на него мысли.
“А чего ждать-то?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18