— Ничего. Он доживал свой век и ничего не хотел. Со мной же тебе будет гораздо лучше.
Мустафа прилег на кровать рядом с девушкой, подпер голову рукой.
— Ты хандрила, скучала по настоящей жизни.
— Мне было хорошо у Ибрагима, — ровно ответила Зарема. — Я ни на что не жаловалась.
— И теперь не будешь, — пообещал Батоев. — Будь хорошей девочкой, и я стану обращаться с тобой не хуже, чем старик.
«Не хуже? — Зарема едва сдержала горький смех. — Не хуже! Глупый, глупый Мустафа, неужели ты не понимаешь, что Ибрагим начинал точно так же: набрасывался, подавлял, наслаждался властью». Первые несколько месяцев в доме Казибекова стали для девушки непрекращающимся кошмаром. После Ибрагим остыл, утолил голод, а когда обрел могущество и начал играть с судьбами других, изменил отношение к Зареме. В последние годы и вовсе называл девушку «дочкой».
Но память о первой встрече остается навсегда.
— Ты ведь знаешь, что я могу превратить твою жизнь в ад, — улыбнулся Мустафа. — А могу — в рай. Все зависит от меня.
— Пока я этого не знаю, — спокойно ответила Зарема.
Батоев осекся. «Я угадала!!»
— Ты трахаешь меня, но берешь силой. Не приказываешь. — Девушка выдержала паузу. — Почему?
Мустафа помрачнел:
— Не забывайся.
— У тебя нет перстня!
— Я его найду! — хрипло бросил Батоев.
— Старик тебя обманул! Ты его убил, но не получил перстень!
Зарема звонко рассмеялась. Получила удар по губам, но продолжала смеяться, в упор глядя на злящегося Мустафу. Да и удар оказался не сильным, Батоев отчего-то не хотел делать девушке больно. Ударил, чтобы замолчала.
— Прекрати! — В маленьких глазках Мустафы сверкнуло бешенство. — Заткнись!!
Девушка поняла, что пора остановиться. Пусть Батоев и не имеет над ней полной власти, но сейчас она в его руках, и у Мустафы есть тысяча способов сделать ее существование невыносимым. Зарема перестала смеяться, но продолжила разговор издевательским тоном:
— Что ты теперь собираешься делать, убийца своего дяди?
— Трахать тебя я могу и без перстня, — угрюмо ответил Батоев.
— Но разве ты этого добивался? Тебе нужна вся власть, так?
Мустафа медленно допил вино, поставил бокал на тумбочку, чему-то улыбнулся, глядя на закрывающую окно тяжелую штору, почесал живот и тихо, но ОЧЕНЬ уверенно произнес:
— Все равно, Зарема, все будет так, как я решил. Я добьюсь своего. Меня не остановить.
Улыбка сползла с лица девушки. Если до сих пор она не воспринимала Батоева всерьез, старалась уколоть, ужалить, лаже унизить, если получится, то теперь поняла: перед ней Наполеон. Было в негромком голосе Мустафы столько силы, что старый Ибрагим, не убей его племянник, удавился бы от зависти.
А потом Зарема представила, что он может сделать, и ей стало страшно.
— Если ты продолжишь мне дерзить, тебя будут трахать все мои солдаты. И сейчас, и потом. Всегда. Ты станешь их подстилкой. Они будут плевать тебе в лицо и…
— Не надо. Пожалуйста, не надо.
Батоев кивнул:
— Хорошо, что мы начали понимать друг друга. — Снова почесал живот. — Ты меня обидела, Зарема, постарайся загладить свою вину.
Девушка все поняла, тихонько вздохнула и послушно отбросила в сторону простыню.
— Надеюсь, новости действительно стоят моего беспокойства, — пробурчал Мустафа, открывая дверь кабинета. — Что случилось?
Хасан дождался, пока хозяин усядется в глубокое кресло, чиркнул зажигалкой, помогая Батоеву раскурить сигарету, и с тихой радостью поведал:
— Есть след! Менты нашли свидетеля!
Глаза Мустафы сверкнули.
— Говори.
— Отправляясь на работу, один из жителей домов встретил незнакомого мужчину. Обратил внимание, потому что двор глухой и чужие там бывают крайне редко. Нам повезло: свидетель оказался бывшим гэбистом, а сейчас работает в охранном агентстве, так что мужика он описал досконально.
Батоев выхватил из рук помощника лист бумаги, нетерпеливо пробежал взглядом по строчкам: «…тридцать — тридцать пять лет… темные волосы… нос… одет…» Откинулся на спинку кресла, прищурился:
— Это уже кое-что.
Обычный человек опустил бы в такой ситуации руки: как отыскать в десятимиллионной Москве тридцатилетнего мужчину с темными волосами? Опрашивать каждого встречного? Дать объявление в газету? Но Хасан не даром ел свой хлеб.
— Гэбист сказал, что никогда раньше этого мужика не видел, а направлялся тот к метро. Вывод: или ночевал у подружки, или приезжал по делам. Завтра утром два десятка наших пойдут по окрестным домам и офисам. Фоторобот у нас есть. Уверен, к полудню мы найдем урода.
Хотелось приказать действовать прямо сейчас, немедленно: врываться в квартиры и будить людей, но Мустафа понимал, что надо ждать.
— Хорошо, Хасан, я очень тобой доволен.
Говоря откровенно, вряд ли бы Димка решился искать следы антикварного перстня, не будь у него маленького хобби — история Второй мировой войны. У многих интерес к тому времени проходит. Взрослея, дети забывают рассказы дедов-фронтовиков, старые фильмы начинают восприниматься совсем иначе, нежели раньше, и память о самой большой войне в истории человечества оживает лишь 9 Мая. У Орешкина же детская увлеченность не пропала. Не стала, как это иногда бывает, профессией, но никуда не делась. Димка внимательнейшим образом читал документальные материалы, посещал пару военно-исторических клубов и, бывало, до остервенения вел дискуссии на профильных интернет-форумах. На которых — Орешкин знал это точно — появлялись не только такие же, как он сам, энтузиасты, но и люди с соответствующим образованием. С одним из них, использующим в Сети ник fOff, Димка виртуально подружился и на его помощь рассчитывал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13