Чебутыкин. Нет-с, ангел мой. Чехартма не лук, а жаркое из баранины.
Соленый. А я вам говорю, черемша - лук.
Чебутыкин. А я вам говорю, чехартма - баранина.
Соленый. А я вам говорю, черемша - лук.
Чебутыкин. Что же я буду с вами спорить! Вы никогда не были на Кавказе и не
ели чехартмы.
Соленый. Не ел, потому что терпеть не могу. От черемши такой же запах, как
от чеснока.
Андрей (умоляюще). Довольно, господа! Прошу вас!
Тузенбах. Когда придут ряженые?
Ирина. Обещали к девяти; значит, сейчас.
Тузенбах (обнимает Андрея). Ах вы сени, мои сени, сени новые мои...
Андрей (пляшет и поет). Сени новые, кленовые...
Чебутыкин (пляшет). Решетчаты-е!
Смех.
Тузенбах (целует Андрея). Черт возьми, давайте выпьем. Андрюша, давайте
выпьем на ты. И я с тобой, Андрюша, в Москву, в университет.
Соленый. В какой? В Москве два университета.
Андрей. В Москве один университет.
Соленый. А я вам говорю - два.
Андрей. Пускай хоть три. Тем лучше.
Соленый. В Москве два университета!
Ропот и шиканье.
В Москве два университета: старый и новый. А если вам неугодно слушать,
если мои слова раздражают вас, то я могу не говорить. Я даже могу уйти в
другую комнату... (Уходит в одну из дверей.)
Тузенбах. Браво, браво! (Смеется.) Господа, начинайте, я сажусь играть!
Смешной этот Соленый... (Садится за пианино, играет вальс.)
Маша (танцует вальс одна). Барон пьян, барон пьян, барон пьян!
Входит Наташа.
Наташа (Чебутыкину). Иван Романыч! (Говорит о чем-то Чебутыкину, потом тихо
уходит.)
Чебутыкин трогает Тузенбаха за плечо и шепчет ему о чем-то.
Ирина. Что такое?
Чебутыкин. Нам пора уходить. Будьте здоровы.
Тузенбах. Спокойной ночи. Пора уходить.
Ирина. Позвольте... А ряженые?..
Андрей (сконфуженный). Ряженых не будет. Видишь ли, моя милая, Наташа
говорит, что Бобик не совсем здоров, и потому... Одним словом, я не знаю,
мне решительно все равно.
Ирина (пожимая плечами). Бобик нездоров!
Маша. Где наша не пропадала! Гонят, стало быть, надо уходить. (Ирине.) Не
Бобик болен, а она сама... Вот!
(Стучит пальцем по лбу.) Мещанка!
Андрей уходит в правую дверь к себе, Чебутыкин идет за ним; в зале
прощаются.
Федотик. Какая жалость! Я рассчитывал провести вечерок, но если болен
ребеночек, то, конечно... Я завтра принесу ему игрушечку...
Родэ (громко). Я сегодня нарочно выспался после обеда, думал, что всю ночь
буду танцевать. Ведь теперь только девять часов!
Маша. Выйдем на улицу, там потолкуем. Решим, что и как.
Слышно: "Прощайте! Будьте здоровы! " Слышен веселый смех Тузенбаха. Все
уходят. Анфиса и горничная убирают со стола, тушат огни. Слышно, как поет
нянька. Андрей в пальто и шляпе и Чебутыкин тихо входят.
Чебутыкин. Жениться я не успел, потому что жизнь промелькнула, как молния,
да и потому, что безумно любил твою матушку, которая была замужем...
Андрей. Жениться не нужно. Не нужно, потому что скучно.
Чебутыкин. Так-то оно так, да одиночество. Как там ни философствуй, а
одиночество сташная штука, голубчик мой... Хотя в сущности... конечно,
решительно все равно!
Андрей. Пойдемте скорей.
Чебутыкин. Что же спешить? Успеем.
Андрей. Я боюсь, жена бы не остановила.
Чебутыкин. А!
Андрей. Сегодня я играть не стану, только так посижу. Нездоровится... Что
мне делать, Иван Романыч, от одышки?
Чебутыкин. Что спрашивать! Не помню, голубчик. Не знаю.
Андрей. Пройдем кухней.
Уходят.
Звонок, потом опять звонок; слышны голоса, смех.
Ирина (входит). Что там?
Анфиса (шепотом). Ряженые!
Звонок.
Ирина. Скажи, нянечка, дома нет никого. Пусть извинят.
Анфиса уходит. Ирина в раздумье ходит по комнате; она взволнована. Входит
Соленый.
Соленый (в недоумении). Никого нет... А где же все?
Ирина. Ушли домой.
Соленый. Странно. Вы одни тут?
Ирина. Одна.
Пауза.
Прощайте.
Соленый. Давеча я вел себя недостаточно сдержанно, нетактично. Но вы не
такая, как все, вы высоки и чисты, вам видна правда...Вы одна, только вы
одна можете понять меня. Я люблю, глубоко, бесконечно люблю...
Ирина. Прощайте! Уходите.
Соленый. Я не могу жить без вас. (Идя за ней.) О, мое блаженство! (Сквозь
слезы.) О, счастье! Роскошные, чудные, изумительные глаза, каких я не видел
ни у одной женщины...
Ирина (холодно). Перестаньте, Василий Васильич!
Соленый. Первый раз я говорю о любви к вам, и точно я не на земле, а на
другой планете. (Трет себе лоб.) Ну, да все равно. Насильно мил не будешь,
конечно... Но счастливых соперников у меня не должно быть... Не должно...
Клянусь вам всем святым, соперника я убью... О, чудная!
Наташа проходит со свечой.
Наташа (заглядывает в одну дверь, в другую и проходит мимо двери, ведущей в
комнату мужа). Тут Андрей.
Пусть читает. Вы простите, Василий Васильич, я не знала, что вы здесь, я
по-домашнему.
Соленый. Мне все равно. Прощайте! (Уходит.)
Наташа. А ты устала, милая, бедная моя девочка! (Целует Ирину.) Ложилась бы
спать пораньше.
Ирина. Бобик спит?
Наташа. Спит. Но неспокойно спит. Кстати, милая, я хотела тебе сказать, да
все то тебя нет, то мне некогда...
Бобику в теперешней детской, мне кажется, холодно и сыро. А твоя комната
такая хорошая для ребенка. Милая, родная, переберись пока к Оле!
Ирина (не понимая). Куда?
Слышно, к дому подъезжает тройка с бубенчуками.
Наташа. Ты с Олей будешь в одной комнате, пока что, а твою комнату Бобику.
Он такой милашка, сегодня я говорю ему: "Бобик, ты мой! Мой! " А он на меня
смотрит своими глазеночками.
Звонок.
Должно быть, Ольга. Как она поздно!
Горничная подходит к Наташе и шепчет ей на ухо.
Протопопов? Какой чудак. Приехал Протопопов, зовет меня покататься с ним на
тройке. (Смеется.) Какие странные эти мужчины...
Звонок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19